удивилась собственной мысли, и открыла глаза. Ей часто снились необычные сны. И она даже научилась ими управлять. Засыпая, она могла, например, загадать, что хочет увидеть, и ей это удавалось. Но любимыми были сны, в которых она летала. После них, на целый день, а то и на несколько дней, оставалось ощущение легкости и свободы.
Сегодняшний сон был другим. Он казался загадкой. Возможно, через несколько лет, или через много, она ее разгадает. Люба достала из рюкзака потрепанную тетрадку, и начала писать.
Алиса с удивлением смотрела на подругу, которая уже минут десять что — то строчила в своем дневнике. Она вспомнила ночной разговор с Генычем, амулет с загадочными символами и призрака. Ей просто необходимо рассказать все Любке. И спросить про сон. Может, она его и записывает? Алиска уже собралась спросить: «Любка, что делаешь?», как вспомнила вчерашние взгляды подруги, и поджатые губы. И желание говорить пропало. Хотя, причина Любкиных обид, кажется, стала понятна. Генка принес ей цветы. Значит, все из-за него. Но ведь это глупо. Алисе нравится Сенька. Когда она думает о нем, внутри поднимается теплая, трепещущая волна, которая рассыпается на миллионы брызг в груди, а потом поднимается снова. Только сейчас этот поток отдавал еще и болью. Она обидела его. И ей так жаль. И страшно, что больше ничего не будет.
Алиса села. Посмотрела на Любу, которая уже закончила писать, и взяла расческу.
— Ты все еще обижаешься на меня? — спросила Алиса. И сама удивилась — вопрос прозвучал, скорее, как обвинение или угроза.
— Больно надо! С чего ты взяла? — В словах подруги слышалась насмешка.
— Ну да. Наверное, показалось, — тем же тоном ответила Алиса. Разговор зашел в тупик. Обе девушки молча оделись, и пошли умываться, держась друг от друга на расстоянии.
Анька стояла возле своей палатки, подвязывая полы. Она видела, что девчонки идут по отдельности, и ликовала. Теперь ей будет намного проще.
***
День был пасмурный и душный, небо заволокло облаками. Удав, оценив общее настроение, включил кассету «Любэ», и из кассетника полились гораздо более жизнеутверждающие песни, чем «Костлявые дети пустыни». Но это не сработало.
Алису поставили на новый, самый дальний квадрат. Девушка с яростью втыкала штыковую лопату в слой дерна. Пот стекал со лба и разъедал глаза. Днем раньше, эта работа казалась бы ей тяжелой и неинтересной, но сегодня Алиска была ей рада. Она хотела устать до изнеможения, выплеснуть все, что накопилось у нее в душе.
В перерыве Любка побежала к Аньке с Ксюшкой в камералку. Оттуда доносился смех, слишком веселый и громкий. Сеня поздоровался с ней сегодня утром, не глядя в глаза, а за столом сел как можно дальше Подошел Геныч. Алиска напряглась. Он старался казаться расслабленным, но между ними чувствовалось напряжение. Разговор получился коротким. «Ну что, как спалось?». «Нормально». «А как там Любка?». «Мы не общаемся». «А ты забрала у нее эту штуковину?». «Ой, нет. Сейчас схожу».
И Алиса тут же побежала в лагерь. Возле палатки лежали Любкины спальники. Видимо, перед работой, она разложила их, чтобы просушить. У Алисы забилось сердце. Где амулет? Любка, скорее всего, свернула оба спальника, как они обычно делали, и вытащила их на улицу. Значит, он должен быть где — то здесь, в траве. Нет. В палатке тоже нет. Алиса изучила каждый сантиметр. Амулета не было.
Она вернулась на раскоп и спрыгнула к Любке в квадрат.
— Люб, ты ничего не находила? Когда спальники вытаскивала?
— Нет. А что я могла там найти? — спросила она.
— Да так. Ничего.
Через некоторое время пришел Геныч.
— Ну что, нашла?
— Его нигде нет…
— Эх ты, что ж ты сразу не вытащила? — сказал Геныч, покачал головой и ушел.
Алиса вытерла пот с лица. Глаза все равно щипало. От соли и от обиды.
***
Анька чувствовала, что сегодня ее день. Сенька на Алиску не смотрит, с подругой они поссорились. Но, главное, она нашла рядом с Любкиным спальником эту золотую штучку. А значит, девчонки скрывают находку от Ирины Алексеевны! Или Любка скрывает, но обычно они с Алиской заодно. Теперь у Сажиной в руках был козырь, которая она достанет в нужный момент. А пока, пусть полежит в надежном месте.
Сажина лежала за палаткой, хотя сегодня было так душно и жарко, что спасения не было нигде. Купание перед обедом освежило, но ненадолго. Ее волновало приятное, предчувствие, что скоро все разрешится. И тогда эта чертова цаца соберется свои монатки и свалит отсюда. Анька нутром чуяла, что ждать осталось недолго.
Она полежала еще полчаса, прежде чем дежурные позвали на полдник, и за это время успела обгрызть ногти на пальцах обеих рук.
Глава 12
Сон Аньки
Анька знала, что не заснет. Бессонница стала для нее неотъемлемой частью жизни. Не сразу, конечно. Спустя месяц после того, как отец бросил их с мамой и братом. Сначала Анька надеялась, что папа вернется, потом рыдала, а потом, в один момент — это был ее день рождения, слезы кончились. И началась новая жизнь, с книжками до рассвета, пересчитыванием баранов, и темными кругами под глазами. Это было особое состояние — Анька просто не хотела спать. И, после того, как она все — таки выключалась от усталости, сны ее не были приятными. Здесь, на свежем воздухе, спалось намного лучше. И иногда бессонница поднимала белый флаг уже через пятнадцать минут. Но, в какие — то ночи, все было по — прежнему. Сейчас Аня была даже рада этим, теперь уже редким, бессонным ночам. Иначе она проспала бы много чего интересного.
И сегодня, после насыщенного духотой, купанием и событиями дня, она снова глядела в брезентовый потолок палатки. Мысли и фантазии, как мухи, беспорядочно роились у нее в голове. Пока ее мозг окончательно не выдохся. Она уснула.
Первое, что она почувствовала, это — физическую силу. Много силы. Как будто внутри бушевал огонь, и хотел вырваться наружу. Во сне она была молодым мужчиной с крепкими горячими руками. Он оседлал коня и поскакал по степи, без всякой цели. Ему нравилось ощущать скорость, разрезать воздух своим голым до пояса, торсом. И еще он наслаждался властью. И свободой. Здесь ему никто не указывает. Вокруг — лишь бескрайняя степь, а он — ее хозяин. Точнее, когда — нибудь им станет.
Юноша вернулся в селение поздно вечером. Отец, мать и сестра сидели у очага. Они ужинали. По глиняным посудинам мать разливала горячую наваристую похлебку.
— Ты