каххала несколько раз являлись, требуя привести ее, а она отказывалась. Тогда каххал отправился к Чингиз-хану, бранясь, и передал, что вазир говорил: «Я имею на нее больше прав, чем кто-либо другой!» Чингиз-хан разгневался и велел привести вазира. Тот предстал перед Чингиз-ханом, который стал перечислять его измены своему господину и покровителю и вред, нанесенный им государству султана. И он нарушил данные вазиру обещания защиты и разрешил пролить на землю его запретную кровь.
Глава 19
Кое-что о положении Теркен-хатун и ее истории
Упомянутая была из племени Байавут, а это одна из ветвей [племени] Йемек. Когда положение ее стало высоким, она получила лакаб Худаванд-и джахан, что означает «Властительница мира». Она была дочерью Джанкиши, одного из тюркских государей. Текиш, сын Ил-Арслана, взял ее в жены так, как государи женятся на дочерях государей. Когда власть перешла к султану Мухаммаду по наследству от его отца Текиша, к нему примкнули племена Йемек и соседние с ними из тюрок. Благодаря им умножились силы султана, и он воспользовался их силой. По этой причине Теркен-хатун и распоряжалась в государстве[256], и как только султан завладевал какой-нибудь страной, он выделял там для нее лично важную область.
Она была величественна и разумна. Когда к ней поступали жалобы, она разбиралась в них беспристрастно /52/ и справедливо и была на стороне притесненного против обидчика, однако она с легкостью отваживалась на убийство. Она делала много доброго и полезного для страны, и, если бы мы перечислили все, что видели из ее великих дел, наша речь бы затянулась. Ее секретарями (куттаб ал-инша') были семь человек из числа знаменитых, достойных людей и больших господ. Если от нее и от султана поступали два различных указа по одному и тому же делу, то внимание обращалось только на дату и во всех странах действовали по последнему из них. Тугра' ее указов была такова: «Добродетель мира и веры Улуг-Теркен, царица женщин обоих миров». Девиз ее: «Ищу защиты только у Аллаха». Она писала его толстым каламом, превосходным почерком, так что ее знак (девиз) было трудно подделать.
Глава 20
Рассказ об отъезде султана из Келифа после завоевания Чингиз-ханом Бухары
Когда султан узнал о захвате Чингиз-ханом Отрара и уничтожении Инал-хана и бывших с ним войск[257], он остановился у границ Келифа[258] и Андхуда, выжидая подхода сборищ, выступивших с разных сторон, и не предпринимая ничего в ожидании непредвиденных событий, доставлявших ему тяготы ночей.
После захвата Отрара Чингиз-хан направился к Бухаре — самому близкому городу к средоточиям султанских знамен — и осадил ее[259]. Этим он стремился вбить клин между султаном и его войсками, разделенными так, что их нельзя уже было собрать, даже если бы султан понял [ошибочность] своих действий. И вот Чингиз-хан остановился у стен Бухары, окружил ее, умножив свои силы за счет /53/ согнанных сюда пехотинцев и всадников из Отрара. Сражение за Бухару продолжалось днем и ночью, пока он не завладел ею благодаря своей мощи и силе.
Когда амир-ахур Кушлу и находившиеся с ним сподвижники султана увидели, что Бухара вскоре будет взята, они, обсудив дело между собой, решили заменить позор поражения остатком решимости. Они сошлись на том, что выступят все, как один, и начнут атаку, чтобы избавиться от петли и спастись от тяжести гнета. Так они и поступили и вышли, и если бы Он (Аллах) пожелал, то имели бы успех.
Когда татары увидели, что дело плохо, положение серьезно, что лезвие заострено, а зло велико, они обратились вспять перед их авангардом и открыли им путь для бегства. Если бы мусульмане сопроводили одну атаку другой, отбрасывая их словно пинком в спину и ввязываясь в сражение, то обратили бы в бегство татар. Но так как судьба отвернулась от них, они довольствовались лишь своим спасением. Когда татары увидели, что их цель — [только] избавление, они бросились следом за ними, стали перекрывать пути их бегства и преследовали их до берегов Джейхуна. Из них спасся лишь Инандж-хан с небольшим отрядом. Гибель постигла большую часть этого войска. А из вещей, оружия, рабов и снаряжения татары захватили столько, что сами стали богаты, а их вьюки тяжелы.
Когда до султана дошло сообщение об этом горестном событии, оно вызвало у него тревогу и опечалило его, его сердце совсем ослабело и руки опустились. Он перешел Джейхун в жалком состоянии, утратив надежду защитить области Мавераннахра. Когда его положение стало бедственным и он потерял самых храбрых воинов, его покинули семь тысяч человек хита'и из [войск] его племянников — сыновей его дядьев по матери — и перебежали к татарам. Правитель Кундуза 'Ала' ад-Дин прибыл на подмогу Чингиз-хану, объявив о своей вражде с султаном. Перешел к нему и эмир Мах Руи, один из знатных людей Балха. Люди стали оставлять его и незаметно уходить, и с той поры власть ослабела, наступило /54/ похмелье, расторглись узы и подорвались решимость и мощь. Каждая веревка рвется, и каждое дело может прекратиться. Точно так же «Аллах дарует власть, кому пожелает, и отнимает власть, от кого пожелает»[260]. А Он — «исполнитель того, что Он желает»[261].
Когда от знатных лиц, упомянутых выше, до Чингиз-хана дошла весть — они сообщили ему, какой страх испытал султан, и уведомили его, как он пал духом, — он снарядил в поход двух предводителей: Джэбэ-нойана и Сюбете-Бахадура с тридцатью тысячами [воинов]. Они перешли реку, направляясь в Хорасан, и рыскали по стране. Угроза была выполнена, и кровопролитие, грабежи и разрушения были таковы, что ремесленники разбегались в страхе, а земледельцы скитались голые. Было извлечено открытое и закрытое, выжато явное и спрятанное, и не было слышно ни блеяния, ни рева: лишь кричали совы и отдавалось эхо.
[Люди] стали свидетелями таких бедствий, о каких не слыхали в древние века, во времена исчезнувших государств. Слыхано ли, чтобы [какая-то] орда выступила из мест восхода солнца, прошла по земле вплоть до Баб ал-Абваба[262], а оттуда перебралась в Страну кыпчаков, совершила на ее племена яростный набег и орудовала мечами наудачу? Не успевала она ступить на какую-нибудь землю, как разоряла ее, а захватив какой-нибудь город, разрушала его. Затем, после такого кругового похода, она возвратилась к своему повелителю через Хорезм невредимой и с добычей, погубив при этом пашни страны и приплод скота и поставив ее население под острия мечей. И все это менее
