Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 60
Уроки шли одновременно, и большинство гостей отправилось к Мадам: она была более опытной, а значит, шансы увидеть что-то интересное — выше.
Меня делегировали к Лиле — и для создания массовки, и для оказания моральной поддержки. Последнюю я проявила сразу: обиделась за пустые стулья, которых вдоль стен оказалось довольно много. Конечно, аншлаг надо заслужить, но играть спектакль при пустом партере оскорбительно даже начинающему актеру.
А что готовятся представления, все прекрасно знали. Лиля и Мадам не по разу репетировали, снимая ребят с занятий. Вопросы были давным-давно заданы, ответы вызубрены, роли распределены. Общих указаний дано два: руки при опросе поднимать всем, и лишнего ничего не болтать. Мол, время рассчитано, можем не успеть.
И труппа не подвела. Темп урока, естественно, зашкаливал. Отыгранные сцены сменяли друг друга с легкой, даже радостной стремительностью.
Раз! — учимся составлять тест. Хотя видно невооруженным взглядом: все давно всему научены. Вот кто-то делает случайную ошибку, и класс, на секунду испуганно замерев от неожиданности, в едином порыве его поправляет.
Два! — разгадываем кроссворд. Заказанный лес рук. Как положено.
Три! — разыгрываем сценку. Зашпиленная на плечах простыня, на голове — папская тиара из картона. И неподдельное смущение от нечаянной оплошности:
— Ой, я же еще про индульгенции должен был рассказать…
Всеобщее умиление, многозначительные переглядывания.
И дальше, дальше:
Раз! Два! Три!
Раз! Два! Три!
Звонок.
Занавес.
Аплодисменты.
Судя по довольному лицу Лили, она-то точно слышала бурные овации. А почему нет? Регламент выдержан, все заявленные сцены отыграны, а шероховатости — проявление естественности и волнения, не более.
Засим выход режиссера, то бишь учителя на поклон.
Комплименты немногочисленных, но благодарных зрителей чуть позже, в гримерной. Точнее, в кабинете Мадам на разборе:
«Много новых приемов…»
«Обязательно возьму себе на вооружение…»
Инспекторша из гороно тоже довольна, но более сдержанна — положение обязывает:
— Неплохо… Очень насыщенный урок. Конечно, еще есть над чем работать… Очень хорошо вписалась сценка про церковные налоги…
И нет никому дела до того, что инсценировка эта — единственная на занятиях Лили за полгода. И, догадываюсь, вторая такая в ближайшее время вряд ли случится. В лучшем случае, на следующем открытом уроке.
Тогда зачем она? Чтобы показать — если что, могу? Не понимаю: зачем давать уроки, которых на самом деле не бывает?
Это все равно, как если бы однажды повар вместо ржаного хлеба испек торт — чтобы по этому торту судили о том, чем он обычно кормит людей. Но ведь он их потчует караваем, а вовсе не взбитыми сливками!
Но, похоже, большинство это устраивает. Ведь иначе и их самих будут оценивать не по тортам. А всем хочется считаться не пекарями — мастерами кондитерского искусства.
17 декабря
И все-таки Сережа лучше всех! После нашего последнего разговора я чувствовала себя неловко, тем более что на следующий день он опять уехал… Я себя испилила: нашла о чем с кавалером разговаривать, очень ему нужна твоя политика и классовая борьба!
А он приехал и привез мне серебряную ложечку! Сказал: маленьким дарят, чтобы молочные зубки без проблем росли.
— Ты у меня, смотрю, тоже взрослеть начала, зубки резаться стали. Чувствую, будешь зубаста-а-я-я-я…
А то! Все больше убеждаюсь: без зубов нынче никак нельзя, в школе тем более. Работаю всего несколько месяцев, а уже сколько раз ловила себя на мысли: «моя» школа — та, что много лет существовала в моем не воспалившемся, но воспарившем воображении, — со школой реальной имеет очень мало общего. Думала, все зависит от учителя, а это он зависит от всего. Я представляла прекрасный бескрайний сад, по которому буду водить учеников от дерева к дереву, срывать для них самые спелые и сочные плоды, а те — благодарно их принимать. Но вместо райских кущ оказался тесный убогий городишко, в котором идет бесконечная партизанская война, а учителя с учениками неведомой темной силой разведены по разные стороны баррикад.
Написала, и теперь сама буду маяться — думать, какой именно силой. Ну что за противный характер!
P.S. Лучше буду думать о тебе, Сережа! Еще раз спасибо! И не только за подарок.
22 декабря
В пересменку учителей срочно собрали в актовом зале. Все переполошились, но оказалось, ничего серьезного — вызвали насчет подписки. Местная районка в очередной раз не выполнила план, и администрация спустила по организациям разнарядку.
— Я уже оформил квитанции ровно на половину штата, — сухо объявил директор. — Сами разбейтесь по парам: один выписывает сейчас, другой — в следующем полугодии. Чтоб без путаницы.
По залу прошуршало недовольное ворчание: учителя как всегда крайние, нашли самых богатых… Кто-то даже выкрикнул:
— Давайте хотя бы как в прошлый раз — обяжите тех, кто ничего другого не выписал.
— Правила устанавливаю не я, — отрезал директор. — Кто не хочет — не надо, но имейте в виду: деньги я из своего кармана заплатил. Мне моя работа дорога, а как вам — решайте сами.
Он поднялся, разговор был окончен.
— А списки, Софья Валерьевна, мне послезавтра на стол.
Мы с Наташей решили, что сейчас подпишусь я, а летом — она.
— Сапоги зимние купила, — принялась она объяснять, будто в чем-то виновата.
А почему смущаться должна Наташа? Она свои деньги потратила. Другие в чужой кошелек лезут, и ничего, еще и увольнением пугают.
Все-таки как много из происходящего я не понимаю! Ведь странно же: кругом твердят о рыночной экономике, конкуренции, а заставляют поддерживать банкротов.
Где ты, моя серебряная ложечка?
23 декабря
Вечером пошла в магазин и у соседнего дома столкнулась с одной из своих родительниц, мамой Юры Морозова. Она пригласила зайти; Юра болел, уже несколько дней не ходил на занятия, и отказаться было неудобно.
Мой приход его удивил. Я торопливо объяснила, что зашла случайно, и он почти успокоился. Приличествующий случаю соболезнующий настрой не предполагал замечаний или разносов. Тем более не сама пришла, пригласили, а в гостях выговаривать хозяевам — как минимум дурной тон.
Хотя и выговаривать-то Юре особо не за что. Может, только за неприметность. Сидит он один, на последней парте у окна, и однажды, когда его не было, дежурный минуты две не мог определить, кто в классе отсутствует. Кого-то нет, а кого — непонятно. Не помню, чтобы Юра хоть раз выходил к доске. С места если и отвечал, то односложно, но и это обязательно вызывало в классе удивление. Хохлов никогда не упускал случая вякнуть что-то типа «мумия заговорила», и Юра вновь замыкался. Дисциплину он никогда не нарушал, письменные работы стабильно вытягивал на тройки, после звонка мгновенно испарялся — в общем, из тех, кто неприятностей не доставлял, но и никакими талантами не блистал. Серая масса.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 60
