много и пил он под стать.
Поймав первый взгляд Агнес, мужчина улыбнулся ей и отсалютовал кубком вина. Она тоже ему улыбнулась и тоже подняла за него стакан. Поняв, что он ее заметил, девушка, недолго думая, полезла в ларец свой, что стоял подле нее на лавке, достала оттуда красивый флакон с тем зельем, которое в мужах разжигает любовное горение. Вытряхнула из него пару маслянистых капель и размазала их у себя по шее.
Теперь она села так, чтобы тот дородный господин мог ее видеть, чуть выставила ножку свою из-под стола и как бы невзначай подобрала подол своего дорогого платья вместе с нижними юбками. Да так, что красный чулок ее был виден намного выше ее башмачка. Чуть не до середины голени.
Быть такого не могло, чтобы сей конфуз был не замечен дородным господином. Красный, девичий чулок сразу бросился ему в глаза.
Он таращился на него, как на невидаль, а Агнес, увидав его взгляд, сразу оправила платье, стыдливо потупила взор, а потом улыбнулась ему как можно более радушно.
Наживка была брошена. Сеть расставлена. Теперь ей нужно было просто ждать. Даже если бы сей господин и не соблазнился ее юными прелестями, уж точно поговорить с ней он захотел. В дороге всегда хочется с кем-нибудь поговорить хотя бы за ужином.
Тут же господин позвал трактирного лакея и сказал ему что-то.
Лакей незамедлительно подошел к Агнес и, низко поклонившись, произнес:
— Добрый господин спрашивает, не желаете ли молодая госпожа присоединиться к его столу, он просит о том с превеликим почтением.
— Что ж, скажи, что мне скучно и я приму его предложение.
Лакей тут же ушел и доложил о пожелании дамы дородному господину.
Господин сразу встал, подошел к столу Агнес, снял свой великолепный берет и, поклонившись, сказал:
— Имя мое Готфрид Викельбраун. Я глава консулата города Шоненбурга, сударыня, если соизволите разделить со мной мой ужин, я буду счастлив.
— А я Вильма фон Резенротт, девица, поместье папеньки моего мое под Фернебургом. Я приму ваше приглашение, так как скучно мне очень, а спать идти рано, в карете выспалась.
— Прошу вас, госпожа фон Резенротт, — дородный господин подал ей руку, чтобы она могла выйти из-за стола. — Я счастлив, что кареты сейчас стали столь удобны, что юные девы могут спать в них на ходу, иначе у меня не было такой очаровательно собеседницы сегодня.
Он проводил ее к своему столу и хотел усадить через стол напротив, но Агнес отказалась.
— Сяду рядом с вами, мне так лучше будет.
— Почту то за честь, — господин Викельбраун совсем не против был, что бы столь юная и благородная особа сидела с ним рядом.
Беседа сложилась у них сразу, член консулата города Шоненбурга велел нести еще вина, причем самого лучшего, и еще хорошего сыра, и бараньих котлет, и пирожных слоеных на меду, и кислой воды с лимонами, и конфет из жареного сахара, и всего остального, что так любят молодые госпожи.
Он хотел спросить, откуда она едет и куда, да все как-то не складывалось, девица больно любопытна была, и просила все время рассказывать ему о его городе да о делах его, о семье. И так она была мила с ним, что могла и его по руке погладить, и сама ему вина налить, а не ждать лакея. И, кажется, от этой ее приязни не спесивой, а еще и от вина, наверное, стала девица эта ему очень мила. Так мила, что он осмелился и вдруг под столом своей ногой, ее ноги коснулся. А она словно и не заметила этого, ноги своей не убрала. И от этого стало его сердце биться сильнее. Он вдруг разволновался, жарко ему стало, берет снял.
А девица смотрела на него и цвела, улыбалась ему. Хоть и волосы у него росли из носа, хоть чесноком и вином от него разило, хоть лицо было все красно от полнокровия, она улыбалась ему, даже когда он руку ее на колено положил. И только когда господин стал ближе к ней продвигаться, так, что это другие люди могли в трактире увидать, она сказала:
— Будет вам, будет, господин Викельбраун.
— Ах, простите меня, старика, это от вина и духоты, — застыдился он. — Но уж больно прекрасна вы, больно молода.
— А вы видели мои чулки? — спросила она, обворожительно улыбаясь.
— Конечно, но то случайно было. Случайно.
— А поможете мне сегодня снять их, служанки мои ленивы, может, и спать уже легли, — продолжала улыбаться Агнес.
— Я… Я… А будет ли то пристойно, — заикаясь, говорил мужчина. — Не оскорбительно ли будет?
— А кто же тем оскорбится, мужа у меня нет, или может снимать чулки с дев младых для вас в тягость?
— Ах, что же вы… То не в тягость, то честь для меня, я с радостью.
— Или, может, сил у вас нет после дороги?
— Силы я в себе такие чувствую, каких давно таких не чувствовал, — хвалился господин Викельбраун.
Агнес засмеялась:
— Так идите к себе в покои и выгоните слуг, не люблю я, когда слуги меня видят.
— Сию минуту, только за стол расплачусь да вина, воды и конфет в покои прикажу отнести. И ждать вас буду.
Он ушел, а она еще посидела немного, девушка еще не могла понять, как много нужно времени ее зелью забвения, чтобы оно действовать начало. Купец, что кожами торговал, так час или более продержался. А этот мужчина был больше. Конечно, она ему и капель больше в вино бросила, но все равно лучше дождаться, пока он засыпать начнет, чем с ним в постель ложиться.
Выждав время и выпив кислой воды, девица встала и пошла наверх. Там нашла нужную комнату, приоткрыла дверь:
— Господин Викельбраун.
Тихо, никто не ответил.
— Господин Викельбраун.
Тишина. Тогда Агнес вошла в покои и закрыла за собой дверь на ключ. Прошла в спальню и увидала его. Он сидел на краю кровати, сняв одну туфлю. Берет валялся тут же на кровати. Сам он спал, свесив большую, седую голову на грудь.
Агнес толкнула его, а он не упал. Пришлось толкнуть еще раз прежде, чем мужчина завалился на кровать.
Кошель его был тяжел и полон. Девушка очень надеялась найти там золото, но не нашла. Зато талеров там было во множестве. А перстни у него и распятия на шее были золотые, их она тоже сняла с него. Заодно нашла ключ и обыскала сундук. В сундуке ничего нужного не было. Хотела перья с берета отрывать, они ей
