степени. Раскопки раздражали, но он назвал меня принцессой.
— Ну, я могла быть голой!
— Мне могло повезти, — мягко ответил он, закрыв за нами дверь и прислонившись к комоду, скрестив лодыжки. Его лицо выглядело мягким, но напряженным. Как картина маслом. Я хотела плакать. Это было несправедливо, что он не был моим. И было несправедливо, что даже если бы он мог быть им, нам всегда приходилось бы держать это в секрете. — Нам нужно поговорить, приятель.
То, как он произнес слово «приятель» , подсказало мне, что он больше не считает меня таковым.
— Поторопись. — Я встречаюсь с друзьями через полчаса.
— Нет, не встречаешься.
Скрестив руки на груди, я уже была в обороне. Я чувствовала себя глупо. До сих пор мы с Ники были родственными душами. Связаны невидимой связью. Двое забытых детей в большом городе. Несмотря на то, что мы были из разных слоев общества, у нас было так много общего. Теперь все казалось неправильным. Он одержал верх. Он знала, что я люблю его таким. Баланс сместился.
— Слушай. — Он потер затылок своих обсидиановых волос. — Я сошел с ума, ясно? Не то чтобы я не хотел тебя целовать. Просто мне бы очень хотелось, чтобы мои яйца были целыми к тому времени, когда я пойду в старшую школу, и… ну . . .
— Ты не можешь гарантировать, что это произойдет, если мой папа застанет нас вместе, — закончила я за него.
Он улыбнулся, улыбка, которая говорила мне, что ему плевать на то, что мой отец думает о нем, только на последствия, которые могут последовать, если он пойдет ему наперекор.
— В двух словах, да.
Я сделала шаг вперед, опустив руки по бокам.
— Я знаю, что мой отец чрезмерно опекает меня. Это дело Аарона…
— Нет, — решительно сказал Ники. — Это история богатого и бедного мальчика.
— Папа не такой, — запротестовала я.
— Он именно такой, с половиной. Честно? Если бы ты была моей дочерью, я бы тоже не хотел, чтобы ты была рядом со мной.
Его убежденность говорила мне, что нет смысла пытаться убедить его в обратном.
— В любом случае, я бы никогда не предложила, если бы думала, что нас поймают. Мне жаль. Я был глупой. И безрассудной. И…
— Арья?
— Да?
— Я еще не закончил говорить.
— Ой. — Невидимая лента затянулась вокруг моей шеи. — Извини. Эм, продолжай.
— Как я уже сказал, если бы ты была моей дочерью, я бы не хотел, чтобы ты была рядом со мной. — Он сделал паузу. — Но поскольку ты не моя дочь, я решил, что твоя театральная штучка стоит того, чтобы рискнуть. Не потому, что хочу тебя поцеловать, — он предостерегающе поднял палец, — а потому, что не хочу лишать мир новой Мерил Стрип.
Все в моем теле содрогнулось.
— Эй, я тоже не хочу тебя целовать. Но я хочу стать актрисой.
Я должна была чувствовать себя хуже, чем я чувствовала себя из-за этой лжи. В конце концов, мое желание стать актрисой было сродни моему желанию стать цирковым клоуном. То есть, не совсем. Или не совсем. Но так или иначе, я говорила себе, что цель оправдывает средства.
— Я ожидаю два билета на любой фильм, в котором ты будешь сниматься, когда вырастешь. И лимузин, который будет ждать у моего дома, чтобы отвезти меня туда. — Ники все еще покачивал пальцем.
— Лимузины немного устарели.
— Мои яйца, мои правила.
— Что еще?
— Лучше бы это был не плохой фильм. Если ты сыграешь Деми Мур в «Ничего, кроме неприятностей », клянусь Богом, Ари, я умываю руки перед тобой навсегда.
У меня вырвался сдержанный смех.
— Отлично. — Я убрала выбившиеся пряди волос с лица. — Я пришлю лимузин и заставлю тебя гордиться, если ты пообещаешь привести девушку не красивее меня в качестве свидания.
— Во-первых, это не переговоры. Я тот, кто берет на себя весь риск. Во-вторых, полегче. — Он покачивался на носочках, немного смущенный. — Я действительно не знаю никого столь же красивого, как ты.
Тишина между нами вдруг стала тяжелой. Полная вещей, которые мы слишком боялись сказать. Он прочистил горло.
— А еще, если ты не составишь мне компанию, мама заставит меня вычистить твой потолок. Так что тебе лучше таскать задницу из этой комнаты, или вся эта сделка провалится.
Бездыханная истерия охватила мое тело. Это происходило. Николай Иванов собирался меня поцеловать.
— Подожди меня в библиотеке, — приказала я.
— Ладно. — Он повернулся, чтобы уйти.
— О, и Ники?
Он остановился, но не обернулся.
— Если ты снова перепрыгнешь через перила, тебе не нужно беспокоиться о том, что ты упадешь. Я убью тебя сама.
***
Он стоял ко мне спиной, когда я вошла в библиотеку.
Что-то заставило меня остановиться на пороге и впитать в себя вид этого мальчика, которого я любила, глядя на Нью-Йорк, раскинувшийся перед ним, руки сцеплены за спиной, стойка прямая, вид не менее мощный, чем у города, который ежедневно пожирал мечты и надежды.
Мне вдруг стало до ужаса ясно, что Николай собирается куда-то ехать, и где бы он ни был, он не собирается брать меня с собой. Он не мог позволить себе багаж. Его последней остановкой был не Хантс Пойнт.
— Твой папа уже здесь? — спросил Ники, по-прежнему стоя ко мне спиной.
Я вошла внутрь, мягко щелкнув дверью.
— Сегодня вечером у него мероприятие по сбору средств. Сказал, что не вернется до обеда. Горизонт чист.
Мои колени были как желе. Я проверила время еще до того, как пришла сюда. Было четыре часа дня. Моя мама была на другом йога-ритрите, за океаном. Руслана могла возвращаться из продуктового магазина, но она всегда давала о себе знать, когда знала, что мы вместе. Стучала кастрюлями, пылесосила в коридоре, громко разговаривала по телефону. Она не хотела нас ловить на случай, если мы что-то делаем не так. Знание пришло с ответственностью.
Ники развернулся на каблуках, его лицо было серьезным и решительным, как будто он собирался отправиться в камеру смертников. Я знала, что он делает это для меня. Часть его — большая его часть, я полагаю, — боялась целовать меня. Я могла бы все отменить. Избавить его от дискомфорта.
Но я была недостаточно хороша.
Недостаточно добродетельна.
Папа говорил, что угрызения совести — это драгоценности нищего. Что мне не следует утруждать себя моралью. «Мы платим слишком много налогов, чтобы быть хорошими», — однажды рассмеялся он.
Я скользнула к одной из полок от пола до потолка, прижалась к ней спиной и закрыла глаза. Мне казалось, что я играю, так что, по крайней мере, эта часть не была ложью. Не в тот момент. Звук его шагов эхом отдавался за моей грудной клеткой. Тепло его тела говорило мне, что
