погибало; что пользы было заботиться о нем? Темные тучи затмили солнце моей любви.
Теперь я уже не сожалею: я улыбаюсь тому, что вздумал просить, но не жалуюсь, что просил напрасно. Это сознание очень печально. Да, я был глуп и безумен тогда, но пусть и мои дети будут так же безумны, пока их сыновья в свою очередь не вырвут у них этого пылающего факела счастливого безумия юности, освещающего сумрак холодного мира.
Можно было подумать, что Нелл Гвинт вовсе не ждала меня, – так удивилась она моему приходу.
– Вы хотели видеть меня? – спросил я.
– Я? – воскликнула она удивленным тоном. – Ах, да! Я припоминаю: эта фантазия пришла мне в голову, когда я проезжала мимо вашей квартиры. Однако вы не заслуживаете такого внимания – вы были очень грубы со мною при последней нашей встрече. Но я не злопамятна: старые друзья должны прощать друг другу. К тому же вас надо извинить: вы были, вероятно, огорчены и удивлены, не правда ли, Симон?
– Какие бриллианты у вас на шее! – вместо ответа печально произнес я.
– А разве она их не достойна? – тихо спросила Нелл, отодвигая кружева платья, чтобы лучше показать свое ожерелье.
– Достойна вполне, но… не было ли бы обидно, если бы они оказались простыми, обыкновенными камешками?
– Ну, еще бы! – рассмеялась она: – Ведь я дала за них цену бриллиантов.
– Я тоже заплатил дорогую цену и думал, что владею бриллиантом…
– А он оказался простым камешком? – спросила красавица, склоняясь над креслом, в которое я опустился.
– Да, камешком… самым простым, обыкновенным камешком.
– Вы жестоки, Симон. Но все-таки – красивым камешком, похожим на бриллиант?
– Да, и все-таки…
– И все-таки бриллиантом я не была и тогда… – голос Нелл слегка дрогнул от волнения. – И тогда я была самым простым камешком.
– Да простит вам Бог! – грустно сказал я.
– А вы, Симон, прощаете ли мне? – Я молчал; чаровница резко отошла от меня. – Не один Бог может прощать, Симон. Разве люди не способны прощать?
– Прощать? – тихо спросил я, подходя к ней. – Не говорите о прощении! Я хочу говорить о своей любви.
– О любви? Теперь? – радостно и недоверчиво переспросила Нелл. – Вы любили бриллиант, Симон; разве можете вы любить простой камешек? Что скажет ваша матушка, что скажет почтенный пастор?
Я схватил ее руки, осыпал их поцелуями и стал умолять:
– Пойдем со мною! Я буду исполнять твое малейшее желание… Я забуду все прошлое…
Нелл отодвинулась от меня, но не отняла своих рук.
– Идти с тобою? Но куда? Мы ведь больше не в полях деревни.
– Мы могли бы опять быть там… одни, в нашей милой деревне.
Молодая женщина с недоумением смотрела на меня, как будто не понимая моих слов, и воскликнула:
– Ты хочешь, чтобы я… чтобы я оставила Лондон и уехала с тобою? С тобою одним?
– Да, со своим мужем.
– Ты с ума сошел! – нетерпеливо воскликнула она, отнимая руки.
– Может быть, но послушай, моя дорогая…
– Как? Чтобы я оставила столицу, бросила двор, уехала в деревню? А ты? Ты ведь приехал сюда искать счастье?
– Я и нашел его! – горячо воскликнул я, снова хватая ее руки.
– Бедный Симон! – слегка рассмеялась она, нежно сжимая мои пальцы, – ты действительно еще хорошо помнишь Сидарию. Но ее уже не существует: я теперь уже не та, чем была она. Какое безумие!
– Минуту назад ты не называла этого безумием.
– Значит, я была глупа, – горько заметила она. – Нет, я не создана для того, чтобы бродить среди полей и жить в хижине.
– Одной – нет, но с любимым человеком? Как много женщин способно на это ради своей любви!
– Ну, не думаю, чтобы очень много, – рассмеялась чаровница, – и я отнюдь не из их числа. Да к тому же, Симон, я ведь и не люблю тебя. Разве только немного, как старого друга, в память прежнего сумасбродства.
– Ты не хочешь идти за мной? Почему? Объясни причину!
– Я уже сказала, что не люблю тебя. Я – то, чем я стала.
– Ты будешь тем, чем я сделаю тебя.
– Тебе надо жить при дворе, служить герцогу Монмуту, не так ли?
– Я не забочусь об этом. Есть много других…
– Пусти мои руки! Пусти же! Видишь это кольцо? Хорошо оно?
– Великолепно.
– А кто надел его? Ты знаешь?
– Он – твой король, только пока ты этого хочешь.
– Да, и я не хочу это изменить. Помнишь, я говорила тебе, что хочу иметь власть? Она около короля.
– Что до власти, когда есть любовь?
– Не знаю твоей любви, а я люблю блеск двора и поклонение знати. Да что говорить с сумасшедшим!
– Для этого надо хоть отчасти разделять его недуг.
– Ах, Симон, и ты можешь обольщать женскую душу? Но побереги это уменье для своей будущей жены! Есть много девушек, которые охотно примут на себя это имя. Ты красив, Симон, и знаешь дорогу к женскому сердцу, – и Нелл тихо погладила мою щеку.
Я не считал себя побежденным; надежда жила в моем сердце – ведь моя чаровница ласкала меня. Я снова взял обе ее руки и смотрел в ее чудные глаза.
Она, улыбаясь, покачала головою и продолжала:
– Ты пригодишься на что-нибудь лучшее.
– Об этом предоставь судить мне самому, – горячо воскликнул я, осыпая поцелуями ее руки.
– Пусти меня! – вырвалась Нелл. – Сядь здесь, сиди тихо! Я сяду рядом. Видишь ли, я теперь жалею, что приезжала в деревню, что вызвала тебя в Лондон и позвала тебя сюда. До сих пор я знала придворных, знала еще одного, но такого безумия, как твое, я не встречала. Теперь мне жаль тебя!
– Ты можешь вознаградить меня за все, – тихо сказал я.
Она рассмеялась, потом вздохнула, потом опять рассмеялась.
– Ты не будешь сердиться на меня, Симон? – начала она. – Не сойдешь с ума, не станешь говорить о смерти и о других ужасах?
– Нет, я все выслушаю спокойно, – обещал я. – Что ты хочешь сказать мне?
– Если бы ты знал, Симон… А, они слагают стихи в честь меня и смеются надо мною, а Кэстльмэн смотрит на меня, как будто я – только грязь под ее ногами. Ну, хорошо же, мы посмотрим. Я покажу им всем! Из меня выйдет хорошенькая графиня, Симон, не правда ли? Кто такой тот, которому ты служишь, кому гордишься служить?
