нужны и как это работает. У Кати был положительный опыт в этом смысле. И сама она интересуется темой, прочла кучу литературы полезной. Смысл в том, чтоб поставить себе мозги на место. В общем, гуляем-болтаем, и я чувствую, что уже вообще-то давно устал, хоть и не замечаю. Сказал, что пойти бы надо в палату уже. На прощание поцеловались. И ещё. И ещё. Хм.
– Тебя отпустят домой на выходные? – спросила она. – Я собираюсь в твой район, могла бы зайти в гости.
– Да? Ну здорово, – говорю. – Правда, у меня интимофобия.
– Что?!
Её это развеселило.
Но на выходные меня не отпустили домой из-за температуры. Так что мы встретились у меня на следующей неделе только. Так и встречаемся до сих пор. Больше никаких подробностей сообщать не буду. Скажу только, что Катя меня спасла. У неё, правда, на сей счёт другое мнение – дескать, ничего сложного не было. «Дружеская поддержка». Ах-ах, да что вы говорите! (Этот пассаж в рукописи Катя прочитала, сказала, что «видит по-другому», но в целом одобрила и ничего не стала добавлять.)
Нет, есть, конечно, много случаев, когда женщины возятся со своими мужьями или отцами немощными, которым требуется постоянный сложный и серьёзный уход… Не представляю. Господи, да я маме всего лишь три раза в день памперсы менял – меня это уже утомляло и в депрессию вгоняло! Повторюсь, Катина поддержка для меня важна. Главное: кто-то тебя любит за то, что ты – это ты, а не за какие-то внешние прибамбасы – которые, к слову, исчезнуть могут в одночасье. Можно чувствовать себя человеком. Это очередной сдвиг в моём сознании. Один из самых важных.
Я даже примерно не знал, что ждёт меня на «химии»
Какую, например, схему химиотерапии мне назначат. Положат ли меня, и на сколько, или буду в дневной стационар приезжать (неизвестность – часть диагноза, мы помним). Морально был готов ко всему. Или госпитализация на сутки – есть и такое. Или на двое суток. Поскольку я москвич, то смогу приезжать хоть каждый день. Но если капельница многочасовая? Или суточная, есть и такие, – тогда ставят порт, помпу с препаратом на шею вешают; могут разбавить вдвое, тогда двое суток будет капаться.
Встретился с химиотерапевтом Е. О. Вариант, который Е. О. мне предложила, мне показался лучшим. Самым удобным, без госпитализации. Комбинированный вариант. До операции – три курса. По две недели каждый, с передышкой (о, я даже не подозревал, как она нужна, передышка от химии!) в неделю. Первый день каждого курса – капельница (примерно пять часов), потом четырнадцать дней – таблетки. Дозу рассчитывали из моего несколько подтаявшего веса, шестьдесят два кило с копейками (сейчас колеблется около пятидесяти четырёх).
Я, конечно, не знал, чем чревата химиотерапия.
Е. О. спросила, не собираюсь ли я заводить детей. Я сказал, что нет пока. Она посоветовала «заморозить сперму». Потому что два года после химии нельзя зачать – дети больные будут. Если вообще будут. Но это меня не насторожило. Не волновало, потому что… Какие там, на фиг, дети, самому бы… Да и мало ли, от алкоголя вон тоже есть риск врождённых пороков у плода, но все всё равно пьют, и всё вроде нормально.
Нет, химия – это жесть. И как это объяснить – я не знаю. К такому, уверен, подготовиться невозможно вообще. Так что лучше просто не знать, что тебя ждёт. Но это моя личная стратегия. Другие я тоже понимаю.
Начать с того, что люди вовсе не знают, что их ждёт. Где и как. В принципе. Можем только планировать и мечтать. Онкология в этом смысле как кризис или война, только не по всему земному шару, а в теле конкретного человека. В онкологии всё у всех по-разному и всё сугубо индивидуально. И тут две стратегии снять тревожность: выяснять всё, что только можно, и пытаться этот всехний опыт примерить на себя – или не знать ничего. Врач говорит: лечим, значит, лечим. Желудок резать? Не ты первый… Ну скажут тебе, что тебя ждёт пожизненная диета и таблетки – и что? Как ты к этой реальности будешь готовиться? И какая она будет на самом деле, эта реальность, как она будет восприниматься? Я, честно говоря, думал, что мне будет сложно, трудно и так далее. Жесть будет, как говорится. Было, конечно, непросто, но – по-другому.
Одна знакомая певица, которой оперировали мозг, призналась мне: «Если бы я знала, что меня ждёт, я бы не стала… ничего не стала бы, ни лечиться, ни бороться». Ей под шестьдесят. Молодая, в общем-то. Красивая. Петь и петь ещё. Творить и творить. Но вот до операции – обмороки, слабость. После – неделя в реанимации. Потом ещё один день, полностью вылетевший из памяти. Нарушена координация движений и обоняние. «Говном отовсюду пахнет», – жалуется она. Зрение ухудшилось. И курить всё время хочется. А то, что опухоль оказалась доброкачественной и не нужно никаких химий, только реабилитация – и на том спасибо. Да, и ещё она волнуется, что вес набирает. Женщины!..
В фейсбук-группе «Жизнь без желудка» я прочитал один пост. Явно поспешно набранный, с опечатками, без пунктуации. Суть: пожилая женщина с удалённым желудком очень плохо себя чувствует. Любой приём пищи – сильная изжога. Боли. Обезболивающие помогают слабо. Ни лечь, ни встать. Пост заканчивается фразой: «Посоветуйте, где сделать эвтаназию». То есть человек – готовый самоубийца. Мы, конечно, накидали ей всяких комментов, что-де надо к хорошему гастроэнтерологу сначала, он всё наладит. Никому с резаным желудком не сладко, во всех смыслах, сладкого-то нельзя особо… Но вот регулировать как-то надо, настраивать организм. И есть шансы, что настроится. Рано или поздно. Ходят легенды про каких-то дядек, которые год спустя после операции наворачивают свиной шашлык под коньячок.
А мне, кстати, и не хочется алкоголя. (А уж «коньячок под шашлычок» – фу, пошлятина, коньяк с шашлыком не пьют!) И хорошо, что больше я его пить не буду. Своё выпил уже. Одна моя френдесса рассказывала, что начала выпивать через год после операции. Но как выпивать! Примерно раз в месяц бокал красного сухого… Брр! Это же пытка, сказал я ей. Ну, каждому своё, на вкус и цвет, отделалась она какой-то штампованной фразой. А я не спорю. По мне, бокал сухого красного в месяц – это гораздо хуже полного запрета и полной завязки. Буду считать, что у меня полный запрет. Две дорогие бутылки французского красного – подарки, одна от той самой моей несостоявшейся невесты. Ладно, для гостей оставлю.
Вот так вот всё беспокойно. Но, с другой стороны, «полное спокойствие бывает только на кладбище», как говорила мой лечащий врач номер два
