в нечто большее.
Лекс слушал с возрастающим изумлением. Потряс головой, избавляясь от осевшей в ушах чепухи.
— Лекс, ответь мне честно — ты клеишься что ли к ней?
— Какое странное слово, — усмехнулся Лекс. — Мне двенадцать, по-твоему? Клеюсь, волокусь, липну. Мой тебе совет — перестань быть таким навязчивым. Ты ее просто пугаешь.
— Так что? — упрямо повторил директор. — Ты просто хочешь покрасоваться или все серьезно?
Лекс перевернул стул спинкой вперед и сел, сложив руки.
— Дим, с ней все не так просто. Судя по всему, ей здорово нагадили в прошлом. Твои ухаживания только раздувают угольки. Она реально тебя боится как мужчину. Оставь ее в покое. Найди себе девушку, которая будет заглядывать тебе в рот, женись на ней и будь счастлив.
— Ты! — выкрикнул директор, опять начиная краснеть. — Тебе стоит только посмотреть на девушку — и она твоя! Без лишних разговоров и ухаживаний! Так почему Ника? Она даже не красавица, от которой растекаешься лужицей. Обычная. Почему, Лекс?
— Мне не нужна любая, — отрезал Лекс. — Насчет Вероники имей в виду, что у меня здесь очень большой интерес.
— Хорошо, — директор странным образом успокоился и усмехнулся. — Посоревнуемся.
— Я не собираюсь играть в твои игры, — с отвращением произнес Лекс, вставая и пиная стул ногой, от чего тот перевернулся ножками вверх. — Она что, по-твоему, премия за хорошо проделанную работу? Ты вообще слышал, что я тебе сказал? Ее нельзя брать нахрапом.
— Не волнуйся, я все слышал и все понял, — директор помассировал виски. — Ты что-то сказать хотел?
— Уже не помню. Я позвоню или письмо напишу, как вспомню, — теперь Лекс был в бешенстве.
— Я тоже хотел сказать, — Дмитрий сел за свой стол и порылся в бумагах. Достал листок и помахал им в воздухе. — Хочу устроить коллективный отпуск для коллег. Неделю на море. За счет фирмы. Прибыль позволяет, загруженность тоже небольшая сейчас. Мелкие вопросы можно решить дистанционно. Что скажешь?
Этот тип распоряжается его деньгами. Что Лекс мог сказать? Хотя Веронике было бы полезно сменить обстановку, слишком она нервная.
— Устраивай. Ты тоже едешь, я так понимаю?
— Успокойся, — усмехнулся директор. — Я в состоянии сам оплатить себе отпуск.
— Дело не в деньгах, — процедил Лекс. — А в том, дашь ли ты Веронике отдохнуть. Или она будет всю неделю сидеть в номере, скрываясь от тебя?
— Обещаю вести себя прилично, — промурлыкал директор. — А ты едешь?
Вот козел.
16
Директор почти сумел испортить ей настроение, но подоспела неожиданная помощь в образе Лекса. Ника с довольным видом откинулась на спинку стула, и решила, что сегодня никакой формы. Она будет в своем платье, и пусть Дмитрий Борисович, практически каждый день напоминающий о необходимости носить форменную одежду, сегодня подавится от злости. Поддернула рукава вверх, достала чистый лист бумаги и решила набросать дизайн плаката и показать заказчику, чтобы понять, в какую сторону двигаться дальше. Спустя пару часов работы отложила карандаши, положила на стол набросок, посидела несколько минут с закрытыми глазами, очищая мысли. И взглянула снова. Надо показать Степану.
В дверь легонько постучали.
— Да? — рассеяно ответила Ника, не отрывая взгляда от наброска и мысленно пробуя перетащить текст ниже и затемнить его.
— У тебя все в порядке? — Лекс, как обычно, стоял в дверном проеме, придерживая дверь за ручку.
Ника с трудом скрыла улыбку:
— Все в норме, спасибо.
— Обращайся. — Лекс заметил стопку карандашей на столе. — Рисуешь? Руками, что ли? Можно взглянуть?
— Конечно, — Ника сделала жест рукой в сторону стола. — Это будущий плакат на Новый Год. Не могу сообразить, что делать с этим текстом. Он по логике должен быть вот здесь, но так и хочется потянуть его вниз, — Ника поставила точку туда, где она хотела бы видеть текст и добавила для себя: — Надо было в программе делать.
Лекс проследил за ее рукой и нахмурился.
— Что с рукой?
— Ничего, — Ника быстро стянула рукава вниз. — Я ударилась.
— Тоже так всегда отвечал, когда хотел замять разговор. — Лекс обхватил запястье Ники, приподнял рукав и рассматривал марлевую повязку и следы выше. — Можешь не говорить, что это собака/кошка/хомячок укусили. Чьи отпечатки? Надеюсь, не директорские?
Ника нервно рассмеялась и выдернула руку.
— Ну-ка смотри на меня, — велел Лекс, приподнимая голову Ники за подбородок. — Мама меня всегда уверяла, что человеку трудно лгать, глядя в глаза. Сейчас и проверим. Так что?
— Господин главный редактор, это была случайность. — «Вот блин. И чего он прицепился?»
— Ну-ну, — Лекс покивал головой и сдул упавшую челку. Ника проследила за ней взглядом. Лекс проследил за ее взглядом и чуть не улыбнулся. — Чьи зубы?
— Мои! — выкрикнула Ника и дернула головой. — Отпустите.
— Что? — переспросил Лекс и от неожиданности разжал пальцы. — Твои? Но зачем?
— Потому что… потому. — Ника присела на стол, сдвинув карандаши, и они покатились, падая на пол один за другим. Ника наблюдала за падением каждого карандаша. Когда упал последний, она подняла на Лекса пустой взгляд и сказала: — У меня нет ответа на этот вопрос.
«Нет ответа для меня», — мысленно добавил Лекс и спросил: — Когда мы перейдем на «ты»?
Ника моргнула. Лекс вздохнул и присел, собирая упавшие карандаши.
— Знаешь, когда я был маленький, я жутко боялся темноты. Прям до истерики. Настоящей. Знаешь, такой, с соплями по колено, криками, опухшими глазами, судорогами и икотой на полночи. Отец меня уговаривал, разговаривал, убеждал, ругал, кричал. Мы ночью проверяли все шкафы, лазали под кроватями и доставляли еще кучу хлопот соседям. И как-то вместо отца ко мне пришла мама. Она мне тогда сказала одну вещь: в девяти из десяти случаев в темноте ничего нет. Но вот в одном — все-таки есть. И я должен быть готов встретить того, кто там прячется.
Ника смотрела на Лекса, кусая нижнюю губу. Лекс придержал ее губу пальцем, останавливая.
— И если я буду истерить и вредить себе, то буду слабым, обнаружу себя и не смогу дать отпор.
Лекс
