и за мной никто не следил в плане еды. Ела я все что хотела, можно сказать от пуза. И креветки, и морепродукты, и колбасу разную, и сыры. Телка меня обучала сервировке стола, что и какой вилкой есть, а я часто играла им за ужином всякие вальсы. Не потому, что мне хотелось. Хрен там. Меня Шопен заставлял. Ну как заставлял. Шантажировал. Поиграешь шикарно вечером – получишь денег. И я играла. Честно зарабатывала. Потом с удовольствием тратила. На жвачки, которые только появились, на леденцы. Мне вообще нравилось за себя платить, покупать ситро, колу, булочки. Потому что раньше у меня такой жизни не было. Шопен мне многое позволял. Ни в чем не ограничивал. Новые вещи – пожалуйста, модную обувь – получи. У меня было все. И как истинная девочка я любила платья, любила красивые новые шмотки и мне во всем этом потакали. Иногда … я ловила на себе взгляд Шопена ему откровенно нравилось меня наряжать, смотреть как я верчусь перед зеркалом.
- Нравится? – довольно спрашивал он.
- Нравится!
- Спасибо не учили говорить?
- Может мне тебя еще в щечку поцеловать?
- Ну могла бы!
- Спасибо. Целовать не буду – ты колючий. Пусть Телка тебя целует.
- ТАНЯ! – рычит.
- Таня-Таня!
За почти целый год жизни в его доме я научилась, что лучше все же делать как он хочет и иметь всякие плюшки, чем показывать характер. Но характер из меня лез со всех щелей и скрыть его я точно не могла. И притворяться тоже. И почему-то именно сегодня меня дернул черт прицепиться к нему с очередным разговором о его…невесте.
- Поженимся.
- Да, я вот жду. Платье, машина. Там там татам там там там там…там тадам тадам там!
Пропела я вальс Мендельсона.
- Ждешь?
Насмешливо спросил и нагло сожрал намазанный мною бутерброд. Я намазала еще один кусок батона. Вот эти его выходки меня не бесили. Не знаю почему. Так мы становились ближе что ли. Я вообще любила с ним быть ближе. Не знаю почему. Себе я в этом редко признавалась.
- Ну да, погулять, потанцевать, пожрать вкусно.
- А то ты не вкусно жрешь!
- Ну может будет еще вкуснее. Оливье, селедочка под шубой, салат с крабовыми палочками. Ммммм.
Он ничего не ответил, отпил из чашки горячий чай с тремя пакетами заварки и мятой, а потом сунул в рот сигарету и закурил.
- Зачем она тебе? Вот смотрю на тебя и не понимаю.
- Может я ее люблю. Слыхала? Есть такое чувство. Не у тебя. У других.
Вот это его «я ее люблю» меня кольнуло, очень неприятно цепануло. Даже слюну глотнуть сразу не получилось.
- Слыхала. Только это чувство не про тебя и про Телку твою.
Кулаком по столу.
- Таню!
- Таньку!
- Таню! Я сказал!
- Хорошо! Таню! Ты ее не любишь!
Промолчал и возражать не стал. И я даже с облегчением выдохнула. Мне не хотелось, чтоб он ее любил. Не знаю почему, но очень не хотелось. От мысли об этом у меня начинало жечь под ребрами слева и щипать глаза. А я очень не любила плакать.
- Скажи…а кто ее родители?
- Тебе какая разница? Тебя с ними не познакомят.
- Конечно. Я и не сомневалась. Ну так кто они?
- Отец военный, генерал. Мать уважаемый врач. Таня из хорошей интеллигентной семьи. Она окончила институт, выучилась на юриста.
- Ты мне ее сейчас рекламируешь? Или себе? Мне неинтересно, а себе зачем если ты ее типа любишь?
- Мелкая, вот скажи мне почему ты такая сука, а?
И прищурившись посмотрел мне в глаза, у него явно пропал аппетит, и он отложил в сторону бутерброд.
- Вечно всем недовольна, вечно ищешь за что зацепиться, раскритиковать, обосрать. Почему ты такая маленькая мразь?
- Наверное это комплимент. Лучше быть сучкой и мразью, чем интеллигентной, тупой телкой, которую только и делают, что еб***т!
Резко встал из-за стола, схватил за затылок и куда-то потащил. Я вырывалась и сопротивлялась, но пальцы держали как клещи, впиваясь в кожу. Притащил в туалет, наклонил над раковиной открутил воду, намылил пальцы и засунул их мне в рот.
- Еще раз …услышу маты! – и елозит там пальцами, - На хер язык выдеру!
А я нагло укусила его за пальцы, но он продолжал мыть мне рот, потом ткнул головой под кран.
- Полощи!
И снова пальцы мне в глотку, но уже без мыла. А я взяла и засосала их. Он руку резко вырвал, меня за горло поднял и в глаза мне посмотрел. У него взгляд дикий, бешеный. Тяжело дышит. И… я немного не пойму почему глаза у него такие, почему он на рот мой так посмотрел, а потом отшвырнул как тряпку. Так что на коврик упала, больно о ванну ударилась головой. Рассекла бровь, и кровища по морде полилась. Неожиданно для себя разревелась.
- Твою мать! Маленькая!
Бросился ко мне, но я руки вперед выставила, отталкивая. Пусть не трогает. Пусть валит к своей. Оставит меня в покое.
- Дай гляну!
- Отвали!
- Не смей мне так говорить! Рот зашью!
- Не трогай! – хриплю и толкаю, мне обидно, мне горло печет от мыла… а еще больше от того, что толкнул как шваль какую-то.
- Посмотрю дай!
На колени встал, голову мою приподнял, руку под воду и кровь смывает, вытирает с лица.
- Сейчас перекисью протру, заживет. Царапина! – погладил бровь большим пальцем, - Не матерись больше! Бесит меня!
- Так куда ты там хотел меня определить? В детдом? Может пора уже? Не наигрался еще в папика!
- В кого?
- В папика. Или в кого ты там играешь. Я же зверушка, собачка домашняя. Дрессируешь, сахарок иногда даешь.
- Маленькая! – сказал угрожающе, и я судорожно глотнула воздух. – Все правильно – ты моя собачка, моя игрушка, моя собственность. И я хочу, чтоб ты хорошо это понимала особенно когда пытаешься качать свои права. В этом доме по-твоему никогда не будет. Потому что ты – никто.
А насчет детдома уже давно решено. Сегодня вещи соберем и завтра поедем!
Глава 10
– И запомни – ты моя! Выучи это, как мантру.
Он вышел, и я чуть не разрыдалась
