выходить было запрещено. Если Душухин заметит, могут случиться неприятности. Ему же неприятности теперь не кстати.
Человеку новому, оказавшемуся вдруг на площади перед Ленинкой, показалось бы, что площадь эта устроена совершенно несуразно. Люди, которые ходят, стоят, сидят прямо здесь и вокруг, какие-то неорганизованные, что ли, рассеянные. Некоторые же оглядываются тревожно, другие спешат скорее пересечь площадь и спрятаться за бетонными стенами прокуратуры, комендатуры, «конторы», комплекса правительственных зданий. Голопузые срочники, усевшись под гусеницами дежурной бээмпэшки, смолят папироски, ждут «дембеля» и плюют смачно в жаркое чеченское небо.
«Змейка» с колючкой. У «змейки» бетонный «стакан», у «стакана» менты в касках и с автоматами. Пулемет сошками раскорячился на бетонной плите как раз дулом на уровне груди среднего роста человека.
Казак вышел на площадь.
Кафе Малики… Малика не вышла сегодня, не вышла.
Казак, одернув «горку», зашагал уверенно через площадь. У кафе еще покурил. Вошел внутрь душного вагончика, раскидав зло узорные занавеси.
В кафе в это время находился единственный посетитель — за столиком у окна сидел здоровенный чеченец в милицейской форме.
Казак подсел за столик.
— Салам аллейкам.
— Вуаллейкам салам, брат. Гуалкш моа ду? Как дела?
— Дик ду. Хорошо дела, брат.
— Уэзьми, — милиционер протянул Казаку пакет. — Дэнги. Туэя доля, как догоуэривались. Нормально, короче, прошло.
— Сколько сняли денег?
— Мало, короче, дэнег. Стали плохо платить федералам, скоро будут ба-альшие перемены.
— Что вахабы?
— Их челоуэк уже пришел.
Казак поднялся из-за стола.
— Прощай пока, адикьоль.
— Прощай, дарагой.
Никто и не обратил внимания на серого в «горке» солдата, что брел от кафе к воротам комендатуры. О чем думает солдат? Так ясно ж о чем: о девицах в Моздоке развеселых на обратную дорогу, чтоб денег выслать домой жене, о детях, что останутся сиротами, если найдет солдата злая пуля или шальной осколок.
Казак думал.
Он думал, что Мельник после их первого разговора в кафе у Малики, не сразу согласился, а сказал, подумаю. Вроде что-то там случилось с Мельником: глушануло на «адресе», говорил народ в комендатуре. Потом запил, его и выгнали из разведки. Он предложил тогда неожиданно пьяному раскисшему Мельнику: «Давай в местную милицию. Есть связи, приличные зарплаты, не то, что у вас в разведке». Мельник сказал, что деваться ему некуда: работы ему, солдату, нет, а, навоевавшись две войны, дома и житья не будет — синдром заест. За что воевал, и сам теперь не знает — все в башке перемешалось. Чечня, разведка, комендатура, девки в Моздоке. Семья дома, в Сибири. Надо же, так все бы и сложилось, но взял Мельник и шмальнул вечером этого же дня в своего командира. Зачем?.. Да стрелял с близи, и видели другие. Пули цокнули по асфальту. Мельника положили и скрутили ему руки. Сидит теперь Мельник в камере, теперь ему дорога в разведку заказана.
«А Мельник деньги любит, — подумал Казак, — попросил в долг да много сразу».
Все бы ничего, но Тимоха ударил его неожиданно и сильно; он успел инстинктивно дернуться — удар пришелся не в нос, как метил Тимоха, а выше под глаз. Глаз заплыл, ныла ушибленная скула. Мельник перетерпливал боль, но больше всего теперь страдал от жары. И от неопределенности — что же теперь будет?
Его выпустили к вечеру. Дежурный открыл камеру и назвал фамилию. Мельник вышел. Во дворе Тимоха протянул ему сумку.
— Ты уж не держи зла, Вован.
— Сочтемся.
С тем и разошлись. Во взводе Мельнику делать было нечего, в комендатуре тоже. Получив на руки бумаги и военный билет, Вова шагнул за ворота. Вечерело. Налево тянулись Старые Промыслы, направо — центр: проспект Победы, Ленина, Первомайка. Мельник, перехватив сумку поудобней, уверенно зашагал через площадь. Уходил все дальше от синих ворот. Прошел последнее КП. Осмотрелся. Дорога к вечеру пустела. Люди прятались по домам; военные в бетонных укрытиях, ощерившись стволами, ждали тревожной ночи.
Мельник заметил человека, тот стоял под фонарем, не прятался.
— Спасибо, Казак, что вытащили.
— Да, брат, смотрю, твои совсем озверели.
Мельник потрогал лицо рукой.
— Озверели.
Подъехала черная «Волга». Они сели. Водитель, молчаливый хмурый чеченец, тупо смотрел на дорогу. «Селянин», — подумал Мельник. Они направлялись на Старую Сунжу. Мельник ухмыльнулся про себя — на Старую Сунжу даже днем заезжать было опасно.
«Будь что будет», — подумал Мельник.
«Волгу» трясло и кидало.
Мельник заметил: на ровной дороге тянет и тянет машину вправо.
Остановились у мрачной девятиэтажки. Поднялись по грязной лестнице на шестой этаж. Казак постучал условным стуком. Им открыли. Внутри квартиры Мельник осмотрелся. Свет в коридоре не зажигали. Они прошли в комнату. Тускло горела керосиновая лампа. Мельник заметил двоих за столом. Окно было наглухо завешено синим с тремя белыми полосами солдатским одеялом. «Гнилая квартирка», — подумал Мельник.
Ему предложили присесть.
Казак встал сзади, закурил. Мельник чуть повернулся к нему, чтобы боковым зрением уловить движение.
Одного из сидящих за столом Мельник уже видел раньше. Только не мог сразу вспомнить где. Широкие плечи, руки с буграми мышц, лицо как вырубленное из камня. Впрочем, обычное лицо кавказца. Незнакомец походил на метателя молота или борца. Борца?.. Знакомое, знакомое… Второй же выглядел невзрачно, прихлебывал из кружки, исподлобья наблюдал за гостями.
— Салам тебе, — произнес здоровяк.
— И вам салам, — ответил Мельник.
— Ну, рассказыуай.
— За бесплатно?
— Маладэц, парэнь с юмором.
Казак хмыкнул за спиной. Второй громко прихлебнул. Здоровяк продолжал:
— Гауэрят, ты с Западной Украины родом? Бандероуэц?
— Дед воевал против Советов до пятьдесят второго. Потом сдался. Отсидел.
— Зачем стрелял суэго камандыра?
— По пьянке.
— К нам зачем пришел?
— Пока не знаю.
— Достойный отуэт.
— А вы чего ждали? Что я идейный? — Мельника вдруг понесло: — Нужны деньги — раз. Второе — мне обратно пути заказаны. Третье — после двух войн мне на гражданке одна дорога — на нары. Короче, нужны деньги.
Здоровяк нахмурился.
— Наших убиуал?
— Кого ваших — вахабов?
— Нэт, нохчей.
— Мне паспорт с национальностью не показывали. К тому же отменили эту графу в паспорте. Демократия в стране.
— Ха-ха-ха, — расхохотался здоровяк. — Дэмакратия?
Ему подхохотал второй.
Хмыкнул Казак.
— Дакумэнты дауай, — перестав смеяться, сказал вдруг здоровяк.
Мельник обернулся к Казаку.
— Это чего за базар, брат? Мы же все обговорили. Мне деньги. Я вам информацию.
Казак смотрел равнодушно.
— Брат, ты дай ему документы. Дай. Мы же должны проверить — с нами ты или засланный. Сам понимаешь, время такое. Пока мы с тобой дела поделаем, документы здесь полежат. Или ты против?
Мельник понимал, что с тремя он не справится. И что вариантов у него: или сразу пулю в лоб, нож в горло — и тогда конец всем его сомнениям
