постаревшее лицо и терлась маленькой головой о руку.
Мама заплакала. Пощекотала голубя, склонилась, поцеловала в пух на макушке. Поглядела неверяще, покачала головой.
И плотно закрыла створку.
— Совсем уже головой двинулась… — забормотала еле слышно.
Даша сидела за стеклом. Голубиное сердце быстро-быстро стучало в груди.
Рывок, полет, вспышка. Младенец ждал, закинув ногу на ногу, и курил толстую черную папиросу.
— Какой же это бред… — буркнула Даша, прикрывая ладонью влажные глаза и прочищая горло. — Сомбреро вам шло больше. И вообще, здесь разве можно курить? Это же рай, сигаретам тут явно не место.
— Реквизит, — напомнил он и поморщился, заметив, что его представление не возымело успеха. Махнул ладонью, папироса исчезла. — Ну, как в морге?
— Не очень. Сказали, что обычная баба под сорок. Но им меня было жалко, а это уже что-то. Медики обычно сразу черствеют изнутри.
Как будто он, этот розовощекий ангелочек, не знал всего, что случилось с Дашей. Только в самую глубину, в самую суть он пролезть не мог, но все равно пытался своими расспросами.
— Как мама?
— Держится. А она… она долго еще проживет?..
— Секрет фирмы, — он пожал плечами. — Ну, довольна? Все понравилось?
— Не очень-то.
— Но я ведь все возможное сделал, так? Все твои просьбы удовлетворил?
— Все, это да
— Отлично. Тогда вслух согласись вот с этим, — у нее перед глазами возникла гербовая бумага с кучей оттисков и печатей, синюшно-лиловых, расплывчатых. Даша прищурилась, пробежала по бумажке взглядом. «Претензий не имею, консультативные услуги оказаны мне в полном объеме».
— И до вас бюрократия добралась? — и, наткнувшись на его понурый взгляд, затараторила: — Согласна со всем и полностью, все мои желания этот чересчур молодой человек исполнил на отлично. Кроме девичьей кожи без морщинок, конечно, но это пустяки.
И, помолчав, добавила:
— Спасибо вам большое. Правда.
— Удачи на небесах, — пожелал младенец на прощание и растворился в воздухе. Вот он сидел, развалившись в кресле-качалке, и вот исчез без малейшего следа. Хотя бы дыму пустил, или искорок, тоже ведь реквизит…
В безбрежном небе где-то над Дашиной головой взорвался салют, и по старой привычке мигом заложило уши. И где уши в ее бестелесной оболочке, а?.. Опять херувим подслушивал.
Даша без сил присела на идеально мягкий диван, укрылась идеально теплым одеялом. Взмахнула пальцами перед глазами — ничего. Надо же, а усталость такая, будто всю четверть без выходных отработала…
Даша закрыла глаза, разрешила себе подумать о маме.
И до боли закусила бестелесную губу.
ЧУДО ПОДКОВЕРНОЕ
Аля остановилась у знакомой дерматиновой двери и царапнула облезлую ручку ногтями. Как странно — раньше всегда врывалась без стука, ведь дверь никогда не запиралась, и неслась по комнатам веселым ураганом. Вот и сейчас захотелось постучаться и окликнуть бабушку по имени.
Ключ застрял в замке, заскрежетал непривычно, и Аля замешкалась на пороге. В тесной прихожей пахло корвалолом и густой пылью, зеркало занавесили темно-коричневой простыней. Вокруг тишина, плотная и неподвижная.
Все как будто чужое, только лежат на полке бабушкины очки с желтой пластиковой оправой, мутными линзами и дужкой, перемотанной капроновой нитью. Выглянув из комнаты, бабушка всегда прищуривалась и поправляла очки средним пальцем, а потом ее серенькое лицо озарялось улыбкой.
Пусто. Везде пусто.
По ковру протоптались огромные черные следы, въелись сухой грязью. В углу скрючился пакет с тапками, халатом и фарфоровой кружечкой в тонкой золоченой кайме. Не пригодилось. В реанимации не нужны ни одежда, ни посуда.
Под ковром бугрилось что-то, напоминающее резиновый мяч — у Али был такой в детстве, он наверняка и сейчас лежит у бабушки на антресолях, сдутый и безжизненный. Этот же, подковерный, вдруг завозился, зашипел и пополз в сторону кухни, стоило только Але шагнуть вперед.
Она взвизгнула, отскочила. Это еще что такое?! Крыса? Да, бабушка в последние годы уборку не жаловала, но не до такой же степени… Все же «мячик» этот слишком уж большой для грызуна. Может, котенок приблудился? Двери целый день нараспашку стояли, все сновали туда-сюда, черные платки, кутья в пиалах, маленькие кружечки и платочки для соседок, только бы поминали… Аля осторожно заглянула в проем и заметила, как «мячик» ползет под обоями, перебирая тонкими длинными лапками. По лицу скользнула кривая ухмылка — здравствуйте, приехали. Не подскажете номер психоневрологического интерната, что неподалеку, у озера, ну тот самый, который «психушкой» называют?..
Шершавые советские обои крепко приросли к бетону, бабушка клеила их сама, а уж если она и делала что-то, то это всегда было на совесть. Словно не замечая этого, существо взбежало по стене, проползло под масляно бело-желтым косяком и замерло на кухне.
Броситься бы в коридор, позвать на помощь. Дождаться, пока приедет мама, и вернуться на кухню со шваброй в руке. Но… Мама — женщина боевая, и неизвестно еще, что именно поселилось в этой опустевшей квартире. Да и любопытство привычно зачесалось в носу.
Аля медленно стянула шапку и шагнула в комнату.
Вспученные обои шевелились так, будто под ними рвано билось сердце. У бабушки тоже была аритмия, тонометр всегда тревожно взвизгивал и мигал черным значком, а бабушка хмурилась:
— Ну-ну, напужал ежа голой ж… Давление хорошее, вот и не надо мне тут!
Что-то волновалось под выгоревшими бело-голубыми квадратиками обоев, и Аля ощущала это кожей. Волоски на руках приподнялись, внутри закололо страхом. По кухне словно тайфун прошелся: выпотрошил шкафчики, отогнул желтую батарею, сломал алое и герань в горшках… Кафель над плиткой густо зарос темными капельками жира, ботинки прилипли к полу, а подоконник покрыли целлофановые пакеты и грязные склянки.
Аля сглотнула через силу. Не помогло.
Вспомнилась прежняя бабушкина кухня, на которой к Пасхе всегда поспевали румяные куличи в алюминиевых формах из-под кофейных банок. Да, готовить бабушка не любила, разве что потрет морковку с сахаром и сунет Але вместо конфет, или налепит вареников сразу на полгода, но чтобы вот такая разруха — это ведь представить себе нельзя. Аля часто-часто, заметив ярко-зеленое, будто ковыльное море, и перелив, и мягкий шелест…
Нет, невозможно. Вытерла слезящиеся глаза, прищурилась. Это ведь почудилось, точно почудилось. Может, на кухне что-то пролили или просыпали, и теперь от едкого душка в голову лезет всякое? После болезни еще и не такие запахи проморгать можно было. Собравшись, Аля прошла от двери до окна, всмотрелась в затертый линолеум. Пусто. Почему же ей привиделось, что пол зарос… морковной ботвой, словно на грядке под сгорбленной сливой? Душистой и зеленой травой с мелкими шершавыми листочками.
Сверху распахнулся шкаф, и из него водопадом хлынули пакетики — Аля прижалась к
