лет назад еще понятно. Кто победил не ясно. Хотя и тогда, кто поумнее, разумели. Но теперь то? Теперь? Ну что за дурь! Да и Милославские хороши. Сами рвутся в ад и других за собой тянут.
— Это Леша называется политическая борьба.
— Да какая борьба? Ну что они выиграют в случае успеха? Несколько лет во главе державы? Смешно же. Тем более такой ценой. А потом что? Династии ведь им не образовать, Милославским-то. Они же ради сиюминутной страсти готовы на все. Вот уж кто одержим…
— Ты еще слишком мал, — грустно произнесла тетя, которая прекрасно помнила стрелецкий бунт 1682 года. — Люди часто совершают странные и страшные поступки. И ради даже малой сиюминутной власти готовы на все…
Вечером же Федор Юрьевич Ромодановский слушал доклад.
О желании Алексея навестить маму стало известно заранее, и он постарался сделать так, чтобы мимо него не проскочила ни единая фраза. Посему подготовился основательно. И теперь слушал стенограммы бесед…
— Точка схождения грез… — медленно повторил глава Преображенского приказа, после завершения доклада.
— В смысле — чаяний народных, жажды перемен. — пояснил докладчик.
— Я понял. Жаль, что не все было слышно.
— В разговоре с царицей он то громко говорил, то тихо. Там еще служанка охала и ахала, которую он зашиб. Почти ничего не разобрать было. А наш человек, что стоял и ждал под окном, был вынужден отойти — пуганули его.
— Потому и говорю — жаль. У тебя все?
— Вот это просил передать Алексей Петрович. — произнес докладчик и положил на стол несколько листов.
— Что сие?
— Когда он готовился навестить маму, то с учителем риторики подготовил тезисы для бесед. Тут он выписал те, которые удалось применить. Сказал передать это тебе, чтобы ты Федор Юрьевич не мучился и голову не ломал.
— Вот так и сказал?
— Да. И я почитал сии заметки. Вроде оно. С устным пересказом бесед его с Петром Аврамовичем и Евдокией Федоровной в основном совпадает. Хотя суть беседы с царицей мы толком и не знаем, только отрывочно, но все выглядит вполне верно.
Ромодановский завис.
Несколько секунд как сова таращился на докладчика выпученными глазами. А потом начал смеяться. Сначала тихо и слабо. Скорее даже не смеяться, а пропускать из своей утробы сдавленные смешки. Как некое уханье. Потом сильнее. Громче. Масштабнее. И уже через пару минут натурально хохотал, вытирая проступающие слезы. Причем со стороны сложно было сказать — веселится он или это нервная истерика.
Глава 10
1696 год, сентябрь, 28. Тула.
Царь усталой походкой вошел в помещение. И рухнул на лавку, что стояла у стены, откинувшись назад. Был бы диван — развалился на диване, но, увы, в здешнем пространственно-временном континууме с этим имелись некоторые сложности. И приходилось вот так перебиваться. Но он о столь суровом притеснении своего комфорта не ведал, а потому был вполне счастлив и на лавке…
Петр на обратном пути из Азова решил заехать в Тулу и посмотреть на работу железоделательных заводов[11]. По сути провести инспекцию. И был теперь крайне разочарован ее результатами.
Да, заводы были.
Да, люди вполне самоотверженно на них трудились.
Да, но… просто одно сплошное «но». Потому что быстро изготовить оружия для нескольких полков эти заводы не могли. А в случае затяжной войны всякое могло случиться.
И ладно войны.
Этот и прошлогодний поход показали изношенность вооружений в полках. Что уже было проблемой. И замещать этот износ приходилось закупкой голландских мушкетов, потому как своих подходящего качества не выпускали. Намного лучше обстояли дела с артиллерией. И московский пушечный двор мал-мало работал, обеспечивая армию пушками. Только одна беда — если с «большими стволами» он еще как-то справлялся, то легких орудий постоянно был некомплект в полках…
— Да не кручинься ты! — вполне жизнерадостно произнес Меншиков. — Ну плохо тут все. Так и раньше на них не полагались. Чай запамятовал? Голландские негоцианты охотно все привезут. Только заказывай. Только плати. А эти? Ну что эти? Что могут, то и делают.
— Оттого и кручинюсь, что твердо помню. — мрачно ответил Петр.
— Так и что с того? Покупали мы испокон веков ружья у голландцев. И будем. Доброе же оно.
— А если война со шведом? А если он перекроет им пути?
— Даже в Архангельский город?
— А чего нет? Думаешь супротив флота шведского чего сподручное у нас имеется?
— Тогда будет кисло. — покладисто согласился Меншиков.
— Вот то-то и оно. Оружие свое надобно иметь. Отец мой над тем вон сколько бился…
В дверь постучали.
— Кого там черт принес?! — раздраженно воскликнул царь.
Меншиков метнулся к двери и выглянул наружу. Быстро с кем-то пошептался. И громко уже в комнату произнес:
— Письма Мин херц. Из Москвы.
— От кого?
— От Федор Юрьевича, от Натальи…
— Давай сюда, — перебил его Петр Алексеевич.
Меншиков принял пачку писем и разложил их на столе подле царя.
— О как! Эта дура опять пишет. И не надоело ей.
— Жена же.
— Я же ей не отвечаю уже сколько лет. Зачем писать? Ну ладно.
Первым он взял письмо сестры.
Сломал печать.
Развернул.
И начал читать. Меншиков лишь мог наблюдать, как брови царя то взлетают в удивлении, то хмурятся. Наконец он дочитал. Потер руками лицо.
— Наваждение какое-то…
— Что-то случилось?
— Я сам не понимаю. Ладно…
С этими словами он отложил письмо сестры и взял послание уже Ромодановского. И тут при чтении его лицо выражало еще большие эмоциональные переживания.
— Мин херц, ты меня пугаешь. — напряженно спросил Меншиков. — Пожар? Бунт? Мор? Что случилось то?
— Хуже. Дунька моя с Анной столкнулась.
— Как? Где?
— В доме Франца.
— Что? — уже крайне удивился Александр Данилович. — А что она там делала?
— Наносила визит. Причем заметь — под ручку с Наташей. И обе были в немецком платье. Оттого ее поначалу и не узнали.
— За косы друг друга таскали?
— Этого, к счастью удалось избежать. Леша как-то сумел предотвратить.
— Леша?
— Сынок мой. Он с ними был. Федор Юрьевич пишет, что он сильно повзрослел. Не телом, но разумом. Учится прилежно. Да и в остальном… Из-за чего Лопухины даже хотели над ним проводить обряд экзорцизма.
— ЧЕГО? — ошалел Меншиков, шлепнувшись на лавку, стоявшую напротив царя. Он хотел бы и рядом с ним сесть, чтобы заглянуть в письмо, но не решился. Письма Ромодановского Петр далеко не всегда давал ему почитать.
— А ведь я отъехал на какие-то полгода…
— А почему она с Натальей к Елизавете поехала?
— Сынок мой у Наташи живет. Дунька к ней визиты наносит. Вот и сговорились
