потолком, увенчанным куполом. Со стен взирали на прихожан многочисленные лики святых угодников и мучеников, и у каждого из них была своя судьба, своя история. Иконостас с главными вратами особенно впечатлил Надийку, был он покрыт золотой необыкновенной краской, которая переливалась и светилась звёздами в падающих сквозь окна лучах света. А над вратами раскинул в полёте крылья белоснежный каменный голубь с зелёной ветвью в клюве. Створки врат закрывались, и распахивались вновь, шла Литургия и старенький батюшка то выходил на амвон, то скрывался за вратами, и зашторивал их красным бархатным занавесом. Что творилось там, за тем занавесом, в те минуты, когда хор на клиросе тянул высокими певучими голосами молитву, летящую под купол, Надийка не знала, но сердцем понимала, что нечто важное, что вершится там некое таинство, которому она свидетель. И оттого душа её замирала от восторга и умиления, и отчего-то хотелось плакать. Жёлтые свечи таяли восковыми слезами на широких подсвечниках, возле которых стояли заботливые старушки, вовремя убирающие огарки и протирающие масляными тряпицами поверхности. Блики играли на иконах. Прихожане тихо молились, внимая словам священника и плыл, плыл по храму кадильный дым – тёплый, древесный, благовонный, пахучий…
Крещение тоже прошло очень благолепно и прекрасно. Крёстные – Мария и Влас – поздравили Надийку со свершившимся таинством, Захариха обняла и расцеловала внучку, а Надийка стояла и счастливо улыбалась всему и всем. Глаза её сияли, а душа пела от тихой, покрывающей всё радости, ей сделалось так легко-легко, что, казалось, ещё немного и она взлетит под самый купол, а потом полетит всё выше и выше в голубое вешнее небушко, и станет парить, как птица над земною твердью. Надийке понравилось всё, что увидела она сегодня в храме, и новые неведанные доселе чувства захлестнули её сердце. Батюшка также поздравил новую христианку, пришедшую в мир, и подарил Надийке икону на память о сем важном событии. Девочка же в ответ подарила священнику вышитый рушник. Он был настолько красив и аккуратно вышит, что старенький священник поразился:
– Вот это красота, кто же вышивал такой рушничок?
– Я, – ответила Надийка.
– Ой, доченька, ручки у тебя золотые, Господь тебя в макушку поцеловал.
– А как это? – удивилась Надийка.
– Так бывает, милая, не каждому Бог дар особый даёт. А кому даёт, про того и говорят, что этот человек Богом поцелованный. Потому береги свой талант и зря не растрачивай, на злые дела не выворачивай. Но и от людей не прячь, негоже это – всякий талант должен на пользу ближним служить, для того и нужен он. Молитвы вот учи, да молись. Вот тебе иконка, смотри на неё почаще и думай о добром. Да приезжайте на причастие!
Надийка вспомнила о своей иконке, что подарила ей нищенка, но ничего не сказала о ней батюшке.
– Хорошо, батюшка.
Священник поцеловал девочку в макушку и погладил по волосам сухонькой худой рукой, благословил её на дорогу и они тронулись в путь.
Этой ночью Надийка спала очень беспокойно. Она взмахивала руками и как будто разговаривала с кем-то во сне. Захариха то и дело вставала, кряхтя, с постели, и подходила к кровати внучки, щупала руками её лоб, поправляла одеяло, тревожно вглядывалась в лицо девочки, переживая, как бы та не заболела снова. А ну как простудилась в дороге? Но нет, всё обошлось. Наутро старуха спросила Надийку:
– Что тебе снилось нынче? Спала-то ты как беспокойно.
– Ой, бабушка, – с восторгом сказала девочка, – Я летала во сне! А со мной вместе летала какая-то красивая молодая женщина. У неё на голове был венок из таких необыкновенных цветов, каких я даже не видела никогда. Ты знаешь… мне кажется, что это была моя мама. Она улыбалась мне и гладила по щеке, вот так.
И Надийка ласково прикоснулась к морщинистой старухиной щеке.
***
Через месяц, когда весна совсем уже вступила в свои права, пришла весточка от Корнея. Он передал через соседей, когда те были на ярмарке, что в это воскресенье будут они крестить сыночка, и что он пришлёт за ними Степана. Приглашал Корней и Марию, чтобы она тоже приезжала вместе с Надийкой и Захарихой в гости на торжество.
– Ну вот, – сказала Захариха, – Теперь ты настоящая крёстная, сама крещёная.
– Да, – вздохнула счастливо Надийка, поглядев на икону, подаренную священником, что стояла теперь в красном углу, – Хорошо-то как, бабушка. На душе так светло-светло. Я, бывает, помолюсь, поговорю с Богом, и потом мне и сны хорошие снятся и мысли добрые приходят в голову. Только вот в храм мы не ходим.
– Так-то так, – покачала головой Захариха, – Да что поделать, в нашей-то деревне церковки нет, а в село идти у меня ноги болят, милая.
– Конечно, бабушка, я понимаю, – обняла старушку Надийка, – Ничего страшного, будем молиться, и, глядишь, Господь управит всё, и в нашей деревне тоже появится своя церковь, хотя бы маленькая часовенка.
И вот наступило утро воскресенья. Захариха нарядилась в свою новую шаль, подарок Корнея, а Надийка надела бирюзовое платье, в котором сама крестилась. За окнами послышался топот копыт, и бабушка с внучкой вышли ко двору.
– О-о, какая ты сегодня красивая! – подивился Степан, глядя на Надийку, – И вы, бабушка, прямо барыня!
– Ой, спасибо, сынок, – зарделась довольно старуха.
– Дядя Степан, а ты, оказывается, и совсем разговаривать умеешь, – рассмеялась Надийка.
– Умею-умею, – важно сказал Степан, – А чего зря языком трепать, когда сказать нечего? Но уж, когда есть, что сказать, обязательно выскажусь, ни за что не промолчу.
– Вот и ладно, – закивала Захариха, – Это правильно. Давайте-ко, поторапливаться. Нам ведь ещё Марию надо забрать.
Заехав в дом Глафиры и Николая, и забрав Марию, они выехали из деревни и направились в сторону села.
ГЛАВА 24
Всю дорогу до села, где жил Корней, и где им предстояло крестить малого, девчата весело шутили и хохотали над собственными шутками. Захариха молча любовалась Надийкой и Марией, вспоминая свою молодость, которая, казалось, была уже так давно, что и не вспомнить, когда именно, и сколько лет минуло уже с той поры. В морщинах на её лице отпечаталась долгая, добрая жизнь, которую прошла она по этой земле своими ноженьками, что в последнее время сильно болели, особливо в непогожие, ненастные дни. Время от времени она поправляла седые пряди волос, выбивающиеся из-под пёстрой новой шали, и улыбалась чему-то. И тогда в морщинках её начинало играть солнышко, и на душе становилось тепло, глядя на эту спокойную, рассудительную женщину. Даже морщинки её были какими-то радостными, не обвисшими вниз, не оттягивающими уголки рта, так, что лицо приобретало брюзжащий, унылый вид, а расходились во все стороны лучиками, и, казалось, что Захариха всегда улыбается.
Степан, правящий лошадью, то и дело оглядывался назад, оборачивался на девчонок, и тоже радовался погожему дню, весёлой компании, предстоящему торжеству, и, конечно же, тому, что рядом с ним едет Мария, самая красивая девушка, которую он видел в своей жизни. Он подолгу задерживал восторженный, восхищённый и уже влюблённый взгляд на девушке. Надийка, замечая это, тихонько толкала подружку в бок, и стреляла глазами в Степана. Мария тут же смущалась, утыкалась носом в плечо названой сестрички, краснела и смеялась. По дороге они успели и побалагурить, и посмеяться, и даже спеть песни. Захариха разглядывала деревья в молодой свежей листве, что росли стройными рядами вдоль дороги, петляющей по лесу, и думала о том, что было бы, не прибеги к ней тогда, тем поздним осенним вечером, волки, которых она спасла и выкормила, не приведи они её к погибшей женщине на ночную поляну, и не найди она этот крохотный свёрток с младенцем… Девочка просто погибла бы в лесу, рядом со своей матерью. Это Господь дал волкам ум и сердце человеческое, чтобы они пришли в деревню к своей кормилице, приведя её на помощь. Старуха немного взгрустнула, но тут же опомнилась – как можно грустить в такой день! Ведь нынче придёт в мир новый христианин и нужно радоваться вместе со всеми.
Наконец, они подъехали к дому, где
