к жене.
— Ты — чудовище, Марк, — обиженно проворчала она.
— Я слушаю тебя.
— Я мало знаю. Они такие жалкие, что общаться с ними ниже моего достоинства, но я встречаюсь с дамами, которые их знают. Они сплетничают, потому кое-что мне всё-таки известно. Может, ты меня поцелуешь?
— Нет. Продолжай!
— Ладно, коварный. Они действительно составляют некий кружок, и все пять — вдовы. И все овдовели за последние два года. Первым умер барон де Вальян, что неудивительно, он был стар и почти безумен. Потом скончался господин де Бейль. Говорят, что он не любил супругу, женился на ней из-за денег, при этом имел на стороне любовницу и двух детей, на которых и тратил её приданое. Он был не стар и слабым здоровьем не отличался. Потом умер виконт де Безьер, старомодный, скучный, но ещё довольно крепкий старик. Год назад вслед за ними отправился на тот свет кавалер де Бомон, ты должен его помнить, он едва вернулся из последнего похода и по привычке ударился в загул. Его супруга страшно страдала из-за этого, она такая чопорная и считает себя вершиной совершенства, а её супруг таскается по весёлым домам, не брезгуя и уличными девицами.
— Он служил в кавалерии? — вспомнил Марк. — Здоровяк с усами, который мог выпить на спор бочонок вина?
— Именно. Так вот, он внезапно скоропостижно скончался. И буквально несколько месяцев назад овдовела графиня де Бурж. Граф был не слишком приятным человеком, к тому же очень жадным, хоть и не бедствовал. Представляешь, ей приходилось даже ходить в заштопанных перчатках! К тому же он без конца читал ей нравоучения, требуя, чтоб в доме был идеальный порядок, но денег на хорошую прислугу тратить не хотел. Ему было немногим более тридцати, и он тоже был совершенно здоров, пока однажды…
— Отчего они все умерли?
— Никто не знает. Просто вдруг их супруги объявляли о скоропостижной смерти и устраивали пышные похороны, на которых рыдали и бились в истерике, а через пару дней уже отправлялись сюда или в подобное место.
— Значит, все эти дамы были недовольны мужьями, и эти мужья умерли внезапно.
— К тому же они все были довольно богаты, и всё наследство досталось их безутешным вдовам. Любовница де Бейля обратилась в суд с требованием выплатить ей деньги на содержание детей, но Жозефина всячески затягивает это дело, думаю, что до сих пор ищет кого-то, кто передаст судье взятку. Но ты же знаешь, как запугал судей Жоан. Если он получит жалобу и проверит правомерность решения… Я это к тому, что ходят слухи, что пять мужчин скончались не просто так, из-за этого их жён сторонятся, но они не унывают и продолжают проматывать свалившиеся на них наследства мужей. Я удовлетворила твой интерес?
— Ты дала мне тему для размышлений. Не то, чтоб это много, но я тебя прощаю.
Повернувшись к нему, Аламейра печально вздохнула и провела пальчиками по его щеке.
— Кто-нибудь скажет мне, почему я так люблю этого безжалостного негодяя?
Марк усмехнулся.
— Это потому что тебе всегда нравились безжалостные негодяи.
На следующий день Марк решил навестить графиню де Бурж. Её дом находился на улице Золотой лозы, в ряду таких же небольших, но очень нарядных домов, принадлежавших провинциальным баронам, достаточно богатым, чтоб купить себе дом в Сен-Марко, но не настолько именитых, чтоб поселиться неподалёку от королевского дворца. Принимая графа де Лорма, прекрасная графиня заметно нервничала, с первых слов сославшись на то, что ей нездоровится и намекнула, что неплохо было бы перенести визит на другой день.
— К чему это, — с холодным недоумением спросил Марк, — если я всё равно приду и буду задавать вам те же вопросы? Хотя, быть может, вам было бы удобнее, если б я вызвал вас в Серую башню на официальный допрос?
— На допрос? — удивилась она. — Но что такого я сделала, чтоб меня допрашивала тайная полиция?
— Пока не знаю, — проговорил Марк, остановившись перед портретом молодого черноволосого мужчины в бархатном камзоле с графской цепью на груди. — Ваш покойный супруг?
— Да, и что? — снова побледнев, спросила она.
— Ничего. Я просто подумал, как хорошо вы смотрелись вдвоём, идя под венец.
Графиня де Бурж ничего не ответила, но на её лице появилось страдальческое выражение.
— Присаживайтесь, ваше сиятельство, — она указала ему в кресло возле стола. — О чём вы хотели меня спросить? Я клянусь, что я ни в чём не виновна.
— Странно, что вы начинаете заявлять о своей невиновности, хотя я ещё ни в чём вас не обвинил, — заметил он.
— Но разве допрос в Серой башне не означает наличие какого-нибудь подозрения?
— Иногда допрашивают свидетелей.
— Если так, то я к вашим услугам. Почему ж вы не садитесь? — в её голосе неожиданно прозвучали истеричные нотки.
Марк внимательно взглянул на неё.
— Разве я могу сесть в присутствии стоящей дамы?
— Ах, да, вы правы. Простите, — она села в то кресло, на которое указывала ему, но потом, заметив свою оплошность, попыталась встать.
Остановив её жестом, Марк переставил ближе стул от стены и сел так, чтоб видеть её лицо.
— Я ни в чём вас не обвиняю, — произнёс он. — У меня есть подозрения, но коль скоро они не подтверждены доказательствами, я не считаю себя вправе высказывать их. Потому пока я желаю расспросить вас как возможную свидетельницу по делу, которое расследую. Меня интересует баронесса де Вальян.
— Амбер? — снова встревожилась графиня. — Но с чего вы спрашиваете меня о ней? Мы едва знакомы, а теперь я и вовсе прервала с ней всякие отношения.
— Вот как? И почему?
— Почему? — она смутилась. — Мне не нравится эта женщина! Разве не понятно? Мне она не нравится, и я не желаю иметь с ней ничего общего!
— Но раньше вы были подругами.
— Очень недолго, уверяю вас! Да и встречались мы нечасто. У меня не было возможности узнать её раньше, а когда я узнала, то постаралась тут же оборвать с ней все связи.
— И что было тому причиной?
— Она мне неприятна, — после минуты напряжённого молчания произнесла женщина.
— Она вас чем-то обидела?
— Я не могу вам сказать.
— От чего же?
— Это только между мною и нею, понимаете? Это женские дела, и я не считаю себя вправе рассказывать об этом постороннему, к тому же мужчине!
— И чиновнику короля, служащему тайной полиции. Это допрос, ваше сиятельство, и если я не получу ответов на свои вопросы здесь и сейчас, мы будем говорить с вами в другом месте, которое покажется вам куда менее комфортным. Как давно вы знаете Амбер де Вальян? Кто вас познакомил?
— Жозефина де Бейль познакомила нас год назад, — устало произнесла графиня. — Мне тогда было одиноко и грустно, хотелось поговорить с кем-то, потому я и позволила себе сблизиться с ними. Они совсем не нашего круга, но это была хоть какая-то отдушина в череде совершенно беспросветных дней.
— Так что же случилось, если эта дружба перестала быть для вас отдушиной? — уже мягче спросил он, но она снова напряглась.
— Эта женщина оказалась неприятной и злой. Я не хочу о ней говорить.
— Тогда мы поговорим о другом, — кивнул он. — О смерти вашего мужа. Отчего он скончался так внезапно?
Графиня замерла, с ужасом взглянув на него.
— Почему вы спрашиваете меня о Себастьяне? Он умер и… Я не знаю. Он просто умер!
— Кто засвидетельствовал смерть? Что было причиной, производилось ли вскрытие?
— Нет, я не знаю… Но зачем? Он же всё равно умер!
— А может он был убит, как кавалер де Бейль, виконт де Безьер, кавалер де Бомон и барон де Вальян?
— О чём вы? — с ужасом закричала она, схватившись за сердце.
— Нам всё известно, так что будет лучше, если вы во всём признаетесь! — резко прервал её Марк. — Тогда, быть может, король помилует вас. В противном случае, вы же знаете, как поступают с женщинами, убившими своих мужей. Говорите же, графиня! У вас есть ещё один шанс спастись! Что вам до этой женщины, которую вы даже не хотите видеть? Это же она? Она убила их всех?
На её лице отразилась борьба. Она с отчаянием и мольбой взглянула на него, но когда ему казалось, что она вот-вот сознается, она вдруг замотала головой и разразилась рыданиями.
— Я не могу, не могу! — закричала она. — Я боюсь её! Она… Она… Нет, лучше смерть! Заберите меня и заприте в камере! Если она узнает, что я выдала её, она… я… Я не могу!
— Ладно, — проговорил Марк, поднимаясь с места. — Я ухожу. Вы знаете, где меня найти, и у вас остаётся ещё один маленький шанс. Если вы упустите его, и мне самому придётся вернуться за вами, то я уже ничем не смогу