его сыновьям. Он не обрушил свою дружину на Новугород, не раздавил врагов в поле, а приговорил их к более мучительной каре — медленной смерти от голода и болезней. Люди, приезжавшие с новугородских земель, рассказывали разные ужасы: будто от голода умерло уже много тысяч несчастных людей и трупы их лежат прямо на городских улицах, будто матери бросают своих детей-младенцев на дорогах, не зная чем их прокормить или продают их в рабство, будто новугородцы принуждают Михаила Черниговского идти войной на Ярослава и наказать его за все беды, что тот причинил им.
Ярослав, прознав, что новугородцы действительно замышляют военный поход против него, ответил немедленно: дружина была созвана и готова выступить против Михаила и Новугорода. С кланом черниговского князя у злопамятного Ярослава были свои — давние счёты; давным-давно отец Михаила, князь Всеволод Чермный, ходил на Ярослава войною, желая отнять у него, тогда еще совсем мальчишки, Переяславль. Но Михаил Черниговский, получив от Ярослава вызов, не решился ввязаться в войну с сим буйным князем и сбежал из Новугорода, отправившись во Владимир к Великому князю Юрию, брату Ярослава. Михаил обратился к Юрию с мольбой помирить его с Ярославом, чтоб тот не пошел кровопролитною войною на Черниговское княжество.
Однако Великий князь Юрий на тот момент сам был в ссоре с гордым и неуживчивым братом и не мог помочь Михаилу в его просьбе. Братскую ссору затеял сам Ярослав, и, несмотря на многочисленные попытки Юрия примириться, не желал слышать о нём. Но горестные вести, приходящие с новугородских земель, заставили Великого князя крепко призадуматься: уж не перегибает ли в самом деле Ярослав палку? Месть дело благородное, но истязания народа, не брезговавшего уже из-за страшного голода есть человечину, совсем другое. Юрий начал сзывать в Суздаль своих друзей-князей и родичей — братьев, сыновей, племянников, чтобы те помогли ему примириться с Ярославом; позвал Великий князь и духовенство православное — уважаемых во всех княжеских уделах митрополитов Кирилла и Порфирия, а также епископа Черниговского, дабы те смогли смиренным Божьим словом увещевать мстительного Ярослава.
Ярослав, получив через послов приглашение, вначале наотрез отказался приехать на княжеский съезд. Но Юрий не сдавался — он и его братья старались всеми силами показать Ярославу, что пекутся только о его благе и, конечно же, признают его военную доблесть и умение быть мудрым правителем. В грамоте, отправленной с очередным посольством, Ярославу напоминали о том, что зовут его на встречу не чужаки какие-то, а родные братья. Князю переяславскому пришлось выехать в Суздаль — чтобы не оскорбить родных.
Со слов тех, кто был с князем, стало известно, что Юрию удалось помириться с Ярославом в Суздале. Братья, вняв уговорам и укорам родственников, простили друг другу обиды и объятиями скрепили мир. Ярослав с сердечностью назвал Юрия Великим князем, отцом своим и государём Руси. Следом, пользуясь добрым расположением брата, Юрий и прочие князья стали убеждать его смягчиться в отношении Новугорода и Михаила Черниговского. Ярослав начал на это возражать и отказываться, но устоять против уговоров братских не смог и пошел на уступки. Выслушав оправдания Михаила, он согласился на то чтобы князь Черниговский ушел обратно на свои земли, а Новугород предоставил ему, Ярославу. Переяславский князь сам разберется с этим неспокойным городом, и никто из князей пусть в то дело не вмешивается. Вот при таком раскладе Ярослав, так и быть, простит Михаила и исправит положение с Волоком Ламским… На том и порешили.
И князья с миром разъехались из Суздаля.
— И правильно — что таким братьям в ссоре ходить! — бормотали бояре. — Чай, не дети малые! А если уж князь пресветлый сказал, что дело поправит, то уж боятся нечего, его слово — кремень!
Когда в гридницу вошел князь Ярослав, то бояре поспешно встали со скамей и принялись земно кланяться. Ярослав кивнул им благосклонно и, осанисто расположившись на княжьем стольце, обратился к гриднику Торопке Меньшому:
— Приехал я, а сыновей только мельком и видал. Беги и приведи их сюда, пусть послушают, что я надумал.
— Только Федора и Александра привести, князь?
— Нет, Андрея тоже.
Гридник поспешил выполнить его приказ. Ярослав ни слова не сказал боярам, пока в гридницу не вошли три его сына. Бояре понимали — князь выучивает сыновей управляться с нелегким княжеским ремеслом. Когда сыновья предстали перед Ярославом, то он на некоторое время задержал их пред собою, пытливо оглядывая каждого из них. И старшего Фёдора, крупного мальчика с унылым и безразличным ко всему взглядом. И высокого не по годам Александра, чье красивое лицо до боли напоминало Ярославу одновременно и лик отца — Всеволода и лик той — страстно любимой и потерянной… И Андрея — пугливого кочетка, еще не отвыкшего от мамкиной груди и заискивающе льстящегося ко всем. Князь Ярослав повелительно обратился к ним:
— Ну, кто чем хочет похвалиться передо мною, а?
Сыновья недоумённо молчали; тогда Ярослав начал спрашивать каждого из них в отдельности:
— Ну, Фёдор? Что скажешь?
— Грамоту греческую подучил, батюшка, — ответил Федор, ежась под строгим и непонятным отцовским взглядом. — Песни могу сейчас петь по-ихнему.
— Ну, песни петь можно и по-нашему, — хмыкнул Ярослав и вперил очи в Александра. — А что скажешь ты, Олекса?
Александр упрямо молчал в ответ, не робея и не отводя глаз в сторону.
— Чего молчишь? — осведомился князь, прищурившись на сына.
— Нечем мне хвалиться, — обронил Александр и снова превратился в молчаливого истукана.
— Он на волка-людоеда охотой ходил! — не выдержал Андрей, которому почудилось, что брат нарочно сердит их сурового отца. — Убили они этого волка да на шесте в город внесли!
— Да? На волка-людоеда, говоришь? — густые брови Ярослава поползли вверх. — Ты, Олекса, то нечисть всякую бьешь как каких-то ряпов, то на волков самовольно охотой ходишь… Неужто сам убил?
Александр побледнел, чувствуя в словах отца насмешку.
— Нет, не сам, — ответил он явно через силу. — Мусуд убил.
Княжич не знал, что Ярославу стало известно о его самовольстве еще до того, как Андрей выдал брата. О том, что Александр ходил на волка-людоеда, князю доложил один из милостников, которому Ярослав приказал тайно приглядывать за княжичем. И всё это от того, что отец мог быть спокоен за ленивого Фёдора и за младенца-Андрея, но не за Александра. Знал Ярослав нрав своего второго сына так же хорошо как и свой собственный; оттого и переживал за него. Оттого и держал рядом с Александром усиленную охрану. И допрос этот Ярослав устроил единственно за тем, чтобы подразнить своевольного сына:
— Мусуд? — князь одобрительно покачал головой. — А
