Броуди пустил лошадь по следу крупной рысью, проклиная на чем свет стоит ее вихляющий из стороны в сторону бег. На каждом шагу его подбрасывало, как мячик, но он все-таки упорно продвигался вперед.
Проделав три четверти пути через долину, Броуди заметил домик, прилепившийся к подножию холма и почти скрытый за деревьями. Возле дома были привязаны три лошади. Броуди спрыгнул на землю, повернул свою лошадь и крепко шлепнул ее по крупу, чтобы отправлялась восвояси, потом лег на землю и пополз по-пластунски к невысоким зарослям, раскинувшимся в сотне футов от домика. Добравшись до прикрытия, он огляделся и прислушался.
Из трубы вилась струйка дыма. Лошади все еще не были расседланы: Броуди похолодел, осознав, что это может означать. Он вытащил из-за пояса пистолет О'Данна и проверил его. Потом набрал в грудь побольше воздуха и стремглав пересек открытое пространство. Достигнув низкой, полуобвалившейся каменной стенки, он опять пригнулся и замер. Но тут послышался пронзительный женский крик:
– Нет!
Это кричала Анна.
Забыв об осторожности, Броуди как безумный бросился к дому. Когда до дверей оставалось двадцать шагов, он заметил на пороге мужчину и выстрелил прямо на бегу, не останавливаясь. Мужчина упал. Броуди перешагнул через него и ворвался в дом. Он увидел Анну, забившуюся в угол единственной комнаты. Ее одежда была разбросана по полу.
Откуда-то слева раздался выстрел. Пуля ударила в стену у него за спиной, щепки полетели во все стороны. Он повернулся и выстрелил дважды: второй бандит тоже рухнул. Третий – это был Паоло – лихорадочно шарил по карманам своей сброшенной на пол куртки, отыскивая пистолет. Оскалив зубы, Броуди взвел курок, прицелился и стал ждать. Паоло нашел пистолет, обернулся… и согнулся пополам: пуля Броуди угодила ему прямо в грудь.
Броуди отбросил в сторону разряженный пистолет О’Данна и медленно двинулся к Анне, стараясь не испугать ее еще больше. Казалось, она была на грани обморока; ему хотелось добраться до нее раньше, чем она лишится чувств. Эти сукины дети успели раздеть ее до белья, и он пожелал им вечно гнить в аду. Темное, мстительное злорадство вспыхнуло в его груди: хорошо, что он их убил.
– Теперь вы в безопасности, – сказал он, обнимая ее. Ощутив щедрое тепло его тела, Анна начала неудержимо дрожать. В горле стоял ком, мешавший сглатывать слезы, она прижимала к груди стиснутые кулаки, стараясь унять бешено стучащее сердце. Дрожь усилилась, колени у нее подломились, но сильные руки Броуди не давали ей упасть.
Броуди подхватил ее на руки и перенес к грубо сколоченному самодельному стулу, стоявшему подле уже разожженного очага. Он собирался усадить Анну, но ее тонкие руки протестующе сомкнулись у него на шее, не желая отпускать, поэтому ему пришлось сесть самому, опустив ее к себе на колени.
Крепко прижимая к себе Анну, Броуди придвинулся поближе к огню, чтобы она согрелась, и начал растирать ее обнаженные предплечья. Он что-то тихонько шептал ей на ухо. Тепло ее тела, такого маленького и хрупкого, помогло ему успокоиться, даже немного смягчило жуткое воспоминание о том, что он только что застрелил троих. Ее трогательная женственность всколыхнула в его душе что-то могучее и первобытное – плотское влечение и одновременно желание ее защитить. Он старался прикасаться к ней как можно бережнее, никак не пытаясь воспользоваться ситуацией, но сам ощущал ее близость каждой клеточкой своего тела. Пряди волос, напоминавших в пламени свечи золотистые паутинки, упали ей на лицо. Броуди осторожно откинул их назад.
– Теперь все будет хорошо, Энни, – прошептал он.
Ее душа разрывалась между ужасными воспоминаниями о гибели, которой она только что чудом избежала, и почти истерическим облегчением от того, что все закончилось благополучно. Во время похищения Анна не ударилась в слезы, не поддалась панике; даже когда Паоло срывал с нее одежду, она чувствовала себя скорее беспомощной, чем по-настоящему напуганной. Зато теперь на нее обрушился запоздалый шок: она ничего не могла с собой поделать и только судорожно цеплялась за рубашку Броуди, слушая его тихий, успокаивающий голос, но не понимая слов.
В конце концов зубы у нее перестали стучать, сердце забилось ровнее. Анна ощутила приятное тепло очага и вдруг сообразила, что не одета. Это было совершенно неприлично, просто недопустимо, и все же что-то удержало ее в неподвижности, в крепком и надежном кольце его рук. Каждое его прикосновение, даже легкое движение пальцев, отводящих волосы от лица, вызывало в ней острую дрожь наслаждения.
Броуди немного отстранил ее от себя, заглянул ей в лицо и спросил:
– Они не сделали вам больно?
Анна покачала головой. Хорошо, что они сидели лицом к огню и не видели мертвых тел, но она знала, что они там, за спиной. Она попыталась примирить в уме образ человека, так бережно обнимавшего ее сейчас, с тем, который несколько минут назад хладнокровно, бесстрастно, без малейшего сожаления застрелил троих. У нее ничего не получилось. Усилием воли подавив новый приступ озноба – от холода или от страха? – Анна украдкой бросила взгляд на Броуди.
– Что у вас с лицом?! – вскрикнула она в ужасе, впервые разглядев кровавый след.
Броуди осторожно коснулся скулы кончиками пальцев. Щека все еще кровоточила, хотя и не слишком сильно: рана была поверхностная. А вот кусочек ушной раковины с самого верха оторвало напрочь; к счастью, ухо было прикрыто волосами, и Анна ничего не заметила.
– Это всего лишь царапина, но может остаться шрам, – тихо сказал он.
Она не сразу поняла, что он имеет в виду: у Николаса не было никакого шрама. Если они случайно встретят в Италии кого-нибудь из знакомых, придется изобрести какое-то правдоподобное объяснение. Внезапно мысль о том, что предстоит им сделать, обрушилась на нее тяжким грузом. Мистер Броуди спас ее, но она не могла считать его своим другом. И установившееся между ними доверие было минутной иллюзией. Пройдет несколько недель, и его отошлют назад в тюрьму. Туда, где ему и место. Она сама так сказала, и у нее не было причин думать иначе.
Броуди заметил, как напряглось ее тело, ощутил ее внутреннюю настороженность. В его собственных чувствах тоже произошла перемена: сострадание ушло, уступив место угрюмой холодности. Не только ей одной, ему тоже надо было обороняться. Чрезвычайные обстоятельства могут самых неподходящих людей толкнуть навстречу друг другу и сделать союзниками, но теперь краткому перемирию настал конец.
Он резко поднялся и разжал руки.
Ее ступни в тонких шелковых чулках очутились на холодном полу так внезапно, что она тихонько вскрикнула от неожиданности. Повернувшись спиной к Броуди, Анна подошла как можно ближе к огню, в надежде согреться. Она услыхала позади себя глухой скребущий звук и тотчас же догадалась, что он означает. Ей бы не следовало оборачиваться, но она не удержалась. Пришлось в молчаливом ужасе наблюдать, как Броуди вытаскивает из дома обезображенные смертью, ставшие вдруг как будто тряпичными тела.
Когда он вернулся, Анна заметила, что он весь в поту. Лицо у него было бледное и полное мрачной решимости.
