пожалуй. Там сейчас дым коромыслом.
— Богатый улов, богатый! — радостно рассмеялся левый сосед Чистякова. — Давно такого не было, товарищ майор.
— Поехали в пикет, — решился наконец офицер. — Там посмотрим…
На некоторое время все замолчали.
— Думай, Чистяков, думай! — обернувшись назад, внезапно произнес майор.
— О чем? — как мог вежливо поинтересовался Игорь. Говорить стало немного легче — боль от удара внизу живота постепенно гасла, все реже давая о себе знать на дорожных выбоинах. Беспокоило, правда, вывернутое плечо.
— Думай, свинья. Сейчас думай. Потом уже поздно будет.
— У меня всего — тысяч пять налички. Ну валюты немного. — Чистякову показалось, что он понял, куда клонят менты. — Если надо — еще достану.
Но прозвучало это как-то неуверенно — все знают, что такие разговоры ведутся один на один. Или эта команда так лихо сработалась?
— Козел! — подтвердил сомнения Игоря сидевший рядом с ним. — Мы это все у тебя и так выметем. Не о том думаешь.
«Нива» тормознула у старинного, времен Достоевского, бурого здания в трех кварталах от Управления. Первым вышел майор, отпер облупившуюся дверь под старинной световой табличкой: «Опорный пункт охраны порядка ДНД». Чистякова втолкнули в помещение и поставили лицом к стене, потом в топорный транспарант-график, рассказывающий о текущих трудовых успехах старшего участкового майора милиции Шестакова. Кулаков, по всей видимости, остался в машине.
— Садись. — Старший уже по-хозяйски расположился за столом у окна. Достал из ящика бумагу, ручку.
Крепыши опрокинули задержанного на стул. Один из них встал сзади, другой пристроился на подоконнике.
— Надумал чего-нибудь?
— Пока нет, вроде.
— Тебе виднее… Смотри, за отказ от дачи показаний… Дай-ка Кодекс, я тебе зачитаю, чтоб не было сомнений. — Сыщик махнул рукой в сторону полупустой книжной полки, висевшей на стене со стороны Чистякова.
Игорь встал со стула, протянул скованные руки к затрепанной книжке — полка была приколочена по-дурному высоко… Короткий удар по беззащитной, прикрытой только тонким слоем напрягшихся мышц печени вышвырнул его из реальности.
— Не больно? — участливо спросил майор через некоторое время.
Чистяков молча пытался встать с пола. Тот, кто сидел на подоконнике, приблизился и, повинуясь приказу старшего, взял со стола грязноватый газетный сверточек. Медленно пронес его перед лицом Чистякова, причем из мелких прорех на паркет просыпалась серая сухая масса, затем так же медленно втиснул пакет в задний карман брюк задержанного.
— Контролька, — зачем-то пояснил он. — Натуральная анаша. Понятых звать?!!
— Не суетись. Вообще — выйдите-ка на пару минут. — И, когда офицер и задержанный остались вдвоем, продолжил: — Слушай, Игорь… Дела твои — хреновые. По инструкции при таких вот приключениях ты должен сразу же требовать, чтобы тебя связали по телефону с хозяином. А я обязан это сделать. Обязан, но… не очень, мне свой интерес соблюсти надо. Давай договоримся так: ты даешь расклад по Мастеру и его команде, разумеется неофициально, подпишешься своим псевдонимом. А я пока звоню твоему шефу — он приедет, заберет бумагу и подошьет в дело. Как он со мной рассчитываться будет — наши вопросы. Лады? Давай телефон — кого спросить?
«Х…ня какая-то, — подумал Игорь. — Виноградов что-то такое говорил по этому поводу, но…»
Чистяков поднес к лицу набухшие от «браслетов» кисти рук, ткнулся в них закрытыми глазами.
— Эй, что случилось? — встревоженно спросил офицер, но его прервал звякнувший телефон. — Слушаю, майор Шестаков… Занят… Помню — прибуду… Я сам перезвоню позже. До свидания.
Ох ты! Майор Шестаков — старший участковый… А при чем тут тогда бюро? И сержант Кулаков — транспортник?
— С бору по сосенке… — прошептал неслышно Чистяков. До него наконец дошло.
— Не понял, — переспросил Шестаков. Он только что повесил трубку.
— Знаете, меня на зоне опер так же вербовал… А я его даже там послал. Понял? Вы — суки беспредельные. Не стучал — и стучать не буду…
— Я, может, чего не объяснил? Мы ж тебя, козла, сначала еще отфигачим, потом оформим — за нападение на милиционеров и за наркотики… Отпустим — до лагеря не доедешь.
Чистяков внезапно, беспощадным зековским ударом вбил голову в переносицу участкового — через стол, опрокидывая телефон и пепельницу, метнулся к окну — окно было забрано решетками только снаружи, с размаху вдребезги разнес стекло:
— Люди! Помогите!..
Без сознания он пробыл всего несколько минут.
— Да ерунда — пьяный бузит, — успокаивал прохожих бодрый голос Кулакова. — А что делать — служба такая! Спасибо, гражданочка, стараемся.
Милицейская форма и суровый вид сержанта, видимо, внушали уважение — излишнего любопытства никто не проявлял.
Один из крепышей вытирал смоченным платком окровавленное лицо Шестакова:
— Видимо, нос сломан.
— Сочувствую. — Услышав знакомый голос, Игорь застонал. Он, конечно, ожидал чего-нибудь подобного, но чтобы… Лицо Степаненко приблизилось почти вплотную. — О, да ты прямо Зоя Космодемьянская! Жив, партизан?
Не отвечая, Чистяков закрыл глаза. Ему необходимо было выиграть хоть чуть-чуть времени…
— Обижаешься.
— А ты как думаешь?
— Обижаешься… В общем — правильно. Я бы тоже на твоем месте — не дай Бог, конечно, — обиделся.
Степаненко и Чистяков лежали в сауне — бывшем восстановительном центре обкома, а с недавних пор — вотчине совместного советско-германского консорциума. Как и раньше, здесь бывали только сильные мира сего. Можно даже сказать — очень сильные. «Строганов, к примеру, такой чести не удостаивался, царствие ему небесное, грешнику», — не преминул отметить Мастер, привезя сюда Игоря.
— Еще по пивку?
— Как прикажете. — Два часа назад после нежных рук медсестрички он попал в огромные волосатые лапы грузина-массажиста, потом плотно поел и попил… Теперь даже моргать было лень.
— Ладно тебе. На том закончим — зачет ты сдал. Принимай строгановское хозяйство. По полной программе. И вообще — потрешься около меня… Интересные дела назревают, есть повод отличиться.
…Когда утром Чистяков способом экстренной связи попытался связаться с Виноградовым, телефон не ответил. Молчал он и на следующий день.
Владимир Александрович проснулся от духоты. Ставший привычным стук вагонных колес, скрежет и лязг металла. Пахло давно нестиранным бельем и железной дорогой.
Виноградов нажал на кнопку электронных часов. Высветились цифры — пять пятьдесят семь. Пора вставать.
Сел, почти коснувшись лбом потолка. Натянул носки… Все остальное — включая брюки, рубашку и кобуру с пистолетом — снимать на ночь было не принято.
Постепенно избавляясь от ощущения прилипшей к телу тельняшки, Виноградов соскользнул вниз. Осторожно, стараясь не разбудить тревожно похрапывающих милиционеров, зашнуровал ботинки. Свет не зажигал: во-первых, в вагоне не было электричества, а во-вторых, крупные, как виноград, южные звезды и сполохи пограничных прожекторов позволяли разглядеть все необходимое.
Китель, фуражка… Виноградов неторопливо сдвинул в сторону купейную дверь — и вздрогнул, бросив руку к бедру.
На
