обтянутом для мягкости войлоком. Под ним кожаный чепрак – чтобы не натиралась спина лошади. На боку пальма – увесистый нож с длинной деревянной ручкой. Сзади седла приторочен дорожный вьюк, в котором все, что нужно в дороге. У идущей следом кобылы вьюки по бокам. За ней тянулись остальные лошади и семья племянника председателя наслега. После завершения главного у якутов праздника возрождения природы Ысыах[30] они еще с полмесяца объезжали родственников жены.
Лена. «Арктика» в плену. Зимовка
От Хандыги до Лены[31] доплыли за одиннадцать дней. Алдан в устье был столь полноводен и размашист, что казалось, не он, а Лена впадает в него. Широченная угрюмо-серая гладь устья сливалась с мрачными обложными тучами. На Лене острова пошли еще чаще. Из глубины береговых зарослей доносился голос кукушки. Она вещала все время, пока расстояние не заглушило ее безостановочный счет то ли годам, то ли дням. Корней усмотрел в этом добрый знак.
Раскидистые сосны начала теснить стройная даурская лиственница. По берегам все те же неприхотливые березы, ивы, ольха. На прогалинах краснеет сочная, похожая на лесную малину, только намного крупней, княженика. Завидев ее бросающиеся в глаза россыпи, сплавщики приставали и с удовольствием лакомились, набирая еще и в дорогу. Если бы путникам довелось попробовать ананасы, то они согласились бы, что их вкусы схожи.
После этого начинаются спортивные соревнования: конные скачки, прыжки на одной ноге, прыжки на обеих ногах, прыжки с чередованием ног, стрельба из лука, перетягивание палки, борьба хапсагай – проигрывает коснувшийся земли хоть пальцем. Сказители рассказывают героический эпос олонхо, чередуя его песенными вставками.
И вдруг совершенно фантастическая панорама – настоящая пустыня! По правому берегу широкая полоса дюн из чистейшего песка. Видеть это в северной тайге было чудно. А часа через два еще один сюрприз – отрог, сплошь утыканный узкими кинжалами скал.
На Лене скорость сплава замедлилась. Особенно в тех местах, где русло разбивалось на множество рукавов. Вода в них текла до такой степени плавно, что натянутая гладь отражала берега почти без искажений. Когда начинал дуть встречный ветер, эта идиллия разрушалась, а путникам приходилось грести с большим усилием.
Яма, образовавшаяся за одним из лесистых островов, привлекла внимание Корнея: в многометровой глубине, смазанной завихрениями струй, угадывались черные тени.
– Может, поудим? Давненько не ели свежей рыбы, – предложил он.
– Я не против.
Сбросили один якорь с носа, другой с кормы. На них, как на растяжках, лодка замерла.
Не спеша двинулись по течению поплавки и потащили насадку. Потянулись минуты ожидания поклевки – безмолвного сигнала из неведомого, таинственного мира. Когда леска вытягивалась на всю длину от удилища до поплавка, удильщики табанили наживку к лодке и снова отпускали на волю течения. Рыбаки в такие минуты погружались в особое состояние, при котором человек не хочет, вернее, не может думать ни о чем: все внимание сосредоточено на поплавке – ему важно не прозевать тот чудесный, но краткий миг, когда требуется резко подсечь рыбу.
Несколько забросов, и рыбный пир обеспечен. Пока варили и хлебали уху, ожил ветер. Когда снялись с якоря и вышли на прямой участок реки, он и вовсе разыгрался не на шутку. Вода забурлявила, крупную зыбь сменили нешуточные волны. Лодка то зарывалась в них носом, то взлетала вверх. Чтобы укрыться от его пронизывающих порывов, надели суконные куртки. А ветер все крепчал.
Разошедшиеся волны временами захлестывали в посудину. Пришлось пристать. Заварив чай, озябший Географ сунул в него на пару секунд, для придания дымчатого аромата, горящую березовую головешку. Согревшись, долго бродили по мари, лакомясь кисло-сладкой, с седоватым налетом голубикой. Здесь она была до того крупная и сочная, что никак не могли остановиться. Насытившись, наполнили еще и котелки. Поскольку ветер и не думал стихать, решили тут и заночевать.
Забравшись в спальники, бородачи, пользуясь отсутствием кровососов, с интересом наблюдали за тем, как одинокая косматая туча, похожая на чудовище, раскрыв пасть, бесшумно подкралась к лимонному диску. Луна, блеснув напоследок, исчезла в сомкнувшихся челюстях, и сразу количество звезд будто удвоилось.
– Звезд нынче, что клюквы на болоте! Ого! Смотри! Смотри! Какая яркая падает! – воскликнул Корней, указывая на огненную полосу, прорезавшую небо.
– Это не звезда, это метеорит – небесный камень. Входя в плотные слои атмосферы, он раскаляется и сгорает. Лишь самые крупные достигают Земли. Вам, наверняка, попадалось в книгах упоминание о Тунгусском метеорите?
– Да, и не раз. Тогда от взрыва ночью стало светло, как днем. Все деревья на десятки километров повалило.
– Вот, вот! Это как раз был несгоревший метеорит, только очень крупный.
В этот момент из глубины леса донесся волчий вой.
– Мяса просит, – по-своему истолковал скитник.
Под утро ветер стих, и полчища оголодавших кровососов набросились на путников. Чуя рассвет, залепетала листва в кронах деревьев. Прогалы между туч серели: были те чудесные, неуловимые минуты, когда ночь переходит в утро. Выплывшее через полчаса солнце, коснувшись лучами вершины скальной гряды, стремительно отбирало у тьмы все большее пространство. Лес постепенно заполнялся радостным щебетом птиц, время от времени перекрываемым пулеметными очередями дятлов.
Русло Лены здесь почти прямое и далеко просматривается. На торчащем из воды камне, не шевелясь и чуть сгорбившись, застыл медведь. Судя по всему, караулил рыбу на завтрак. Действительно, он вдруг гребанул по воде и выкинул на берег рыбину, блеснувшую чешуей в воздухе.
