будет у него никакого тайного бракосочетания в обход всех вековых традиций. Внешняя атрибутика — это еще Бог с ней, но, как я вижу, не случайно перед великим днем будущему мужу мальчишник устраивали. Как там у женщин, не знаю… хотя нет! У Татьяны с матерью накануне нашей свадьбы тоже свой девичник был, меня еще на улицу выгнали — и ничего, я стерпел!
— Тоша, ты знаешь, — решительно произнес я, — я тут подумал — как-то нехорошо, чтобы вы в такой день сами были. В котором часу роспись? Мы к ее концу подъедем. Все втроем.
— Да брось ты! — забулькал Тоша. — Куда вам Игоря тащить — мороз уже точно будет! Дел у вас, что ли, других нет?
Что-то меня этот вопрос начинает не на шутку раздражать.
— Нет уж, — отрезал я, — нечего от нас отделываться — вы у нас на свадьбе были. И поверь мне, Галя будет рада, если вас хоть кто-то там поздравит. И Татьяну ты права не имеешь такого удовольствия лишить — она и так уже в четырех стенах засиделась.
Против последнего аргумента у Тоши возражений не нашлось. На что я и рассчитывал. Молодец, Татьяна — застращала этого недоумка!
В последующие две недели мое желание поговорить с Тошей с глазу на глаз разрослось до размеров жизненной потребности.
Я обнаружил, что могу общаться с Игорем мысленно. В принципе, ничего удивительного — я ведь еще до его рождения контакт с ним установил. Он и голос мой потом узнал — стоило мне заговорить с ним, как он тут же замолкал и очень внимательно ко мне прислушивался. А затем и ответная реакция от него пошла. Звуковых сигналов он мне, как правило, не подавал, и мысли свои не в словах еще, конечно, выражал. Скорее, он выстреливал в меня волнами чистых ощущений, различающихся по цвету и… на ощупь, что ли.
Когда он был всем доволен, меня обволакивало чем-то мягким и голубоватым. Когда его что-то беспокоило, на меня накатывало нечто шероховатое и ядовито-желто-зеленое. Когда он был чем-то возбужден, на меня сыпались щекочущие разноцветные вспышки, словно мыльные пузыри на коже лопались. А уж когда подходило время кормления, меня прямо с головой накрывало чем-то багровым, колючим, все сметающим на своем пути.
Кстати, я заметил, что при физическом контакте воздействие этих мысленных волн многократно усиливалось. Они прямо наотмашь по сознанию били. Он это, похоже, тоже чувствовал — стоило мне к нему прикоснуться, как все его ощущения в крохотную точку стягивались и замирали там в бесцветной неподвижности. А Татьяна меня сразу в увиливании от смены памперсов обвинила! Не мог же я ей признаться, что мое общение с ним давно уже вышло на уровень, недоступный органам чувств! С ней-то без физического контакта он явно все еще обойтись не может — то-то с рук у нее не слазит.
Вода, кстати, как в физическом, так и в ментальном мире оказалась куда лучшим фильтром, чем воздух. Во время купания я его без особого напряжения на руках держал — восприятие совсем не болезненным было, хотя, конечно, намного более четким. Именно поэтому, наверно, там-то я впервые и заметил, что он уже не просто на мои мысли реагирует, а весьма целенаправленно пытается им следовать.
В воде он крутился ничуть не хуже Даринки — хорошо хоть я на ней успел потренироваться в древнем способе рыбной ловли. Хотя, впрочем, при чем здесь она — кусок мыла под струей воды я намного раньше укротил. Но, нужно отдать Игорю должное, в отличие от этой прирожденной вертихвостки он в первую очередь стремился овладеть стихией, склонность к которой просто не могла ему от меня не передаться. Даже нырнуть сразу попробовал. И завопил от восторга познания, когда изо рта вместе со звуком пузырьки воздуха вдруг вырвались.
Татьяна тоже завопила, и, как и следовало ожидать от ее нелюбви к спорту, отнюдь не от восторга. Пришлось выбирать главное, на что реагировать. Сцепив зубы под градом весьма нелицеприятных выражений, я принялся объяснять парню, как держать голову над уровнем воды и как двигать руками и ногами, чтобы она его держала. В мысленных образах, конечно, объяснять и лишь изредка подкрепляя их легкими направляющими движениями.
И он вдруг им последовал! Я просто права не имел не вознаградить его за такую понятливость. Возможностью закрепить приобретенный навык самостоятельно. Естественно, я сначала убедился, что он мои инструкции, как следует, усвоил! Естественно, он тут же нырнул, чтобы еще раз пузырьками полюбоваться! Естественно, мы с ним имели полное право возмущаться, когда Татьяна лишила его всего удовольствия, выхватив его из воды с истошным визгом!
Я вежливо попросил ее не стоять у парня на пути познания. Даже рядом не стоять… Нет, рядом можно, при условии отсутствия неуместных замечаний, быстро спохватился я, вовремя сообразив, что мы уже вполне готовы и душ освоить. Причем все втроем.
Дело в том, что в связи с рождением Игоря из нашей с Татьяной жизни как-то выпала одна из самых ярких ее сторон. И вернуться к ней все как-то не получалось: то засыпала Татьяна, как убитая, то наоборот — при каждом малейшем шевелении Игоря подхватывалась, как ужаленная. И бесполезно было объяснять ей, что он крепко спит — зря я, что ли, каждый вечер ему внушал понятия самодостаточности и уважения к окружающим? Но на слово она мне никогда не верила, а признаваться в такой момент в нашем с ним душевном единении на пользу дела явно бы не пошло.
И вот, уже почти отчаявшись, но вовремя вспомнив о Татьяниной любви к душу, я и предложил, чтобы мы с ней, как и положено истинным родителям, вместе познакомили Игоря с этим чудом. Предварительно затолкав в самый дальний угол шкафа, за коробки с летней обувью, ее купальник и мои плавки. Не может быть, чтобы в ней старые воспоминания не взыграли!
Они и взыграли. Только не старые. Как выяснилось, ванна уже прочно связалась в ее сознании с понятием скользкости, опасности для ребенка, моей безрассудности и лишения ее свободы волеизъявления. Вот так она и убила в очередной раз мою идею, заменив свое участие в многообещающем ритуале наличием разложенных повсюду резиновых ковриков. Потом, правда, она спохватилась и задумчиво добавила, что если я докажу ей свою способность обеспечить Игорю полную безопасность, то можно будет и вернуться к этому разговору. Воодушевившись, я за полчаса за этими чертовыми ковриками обернулся.
Когда мы с Игорем вышли из душа, она в нетерпении
