от князя за самоуправство мне не избежать, но я ни о чём не жалею. Раз судьба предоставила мне шанс стать серьёзной фигурой в другом мире, то грех не воспользоваться такой возможностью, и никто не говорил, что будет всё легко.
После отъезда гостей сразу же явился пред ясные очи Бориса.
— Посмотри запись нашей встречи со Златой, — предложил ему я и уселся поудобнее в кресле, ожидая неминуемого разноса.
— Ничего так. Впечатляет, — отлипнув от монитора спокойно сказал Борис. — Вопрос в другом… Где ты играл, а где нет?
— Не поверишь, но почти нигде. Смотрю на многие вещи со стороны и поражаюсь, насколько ваша жизнь похожа на ту, из которой ушёл. Круговая порука и договорённости. Никто не хочет выпячиваться, чтобы не получить по высунутой голове. С одной стороны, хорошо — спокойствие, а вот с другой… Я на ровном месте устроил глобальные беспорядки, особо не утруждая себя. Слишком много тихо недовольных. Если на рубежах страны все заодно, то внутри творится демоны знают что. Власти нужно меняться, пока не поменяли её саму. Желательно меняться изнутри. Не за год или за два, а за ближайшее десятилетие. По своей бывшей родине знаю, что революции на пустом месте не возникают. Кто придёт к власти после бунта? Не идеалисты, устроившие госпереворот, а прагматики с тощими кошельками. Аферисты. Я хочу занять их место, переключив народ на человека, близкого к власти.
— А ты сам не аферист, Ратибор?
— Относительный. Ничем от тебя в этом плане не отличаюсь. Но мы с тобой сытые, а не голодные. Нам не нужно много — оно есть, а лишь упорядочить своё.
— Хорошо сказал: упорядочить, — кивнул князь. — Но это невозможно сделать на голубом глазу. Война Родов обеспечена.
— Значит, нужно дружить с оппозицией. Или найти человека, против которого стоит совместно воевать.
— Хочешь себя на заклание отправить?
— Для начала. Потом… Не знаю, отец. Нужно смотреть по обстоятельствам. Что скажешь?
— Знаешь, почему со Славутой Луганским мы друзья, хотя и непримиримые соперники? Потому что хотим одного и того же. Методы только разные. Новое ты мне не сообщил — всё есть в аналитических сводках. Думаю, что и покушение на наследников из той же серии: кто-то хочет серьёзного передела мира. Не только у нас, но с нас начали, потому что тут это легче всего провернуть. Есть повод задуматься.
— Значит, ты со мной согласен? Нужна альтернативная сила?
— Да… Не таким я представлял наше сотрудничество, но ты прав: пора что-то менять. Что нужно от меня?
— Самоустраниться. В пределах разумного, конечно. Уверен, скоро поступит разгневанный звонок от Славуты — доченька должна донести о нашем с ней разговоре.
— Переключить все разборки на тебя, а потом воспользоваться их плодами?
— Оптимальный вариант. Я буду человеком, которого хотите обуздать вместе. Политически, естественно, а не в результате силового устранения. Терять наследника Рода тебе нельзя.
— Сложная многоходовка. Внутренняя революция.
— Могу отменить её. Помню, кто надо мной стоит.
— Не строй из себя паиньку — тебе не идёт. Работаем вместе, но под моим приглядом. Ты ещё слишком неопытен в некоторых делах.
— Я и не…
Звонок по “Ведуну” прервал наш задушевный разговор. Сам боярин Славута объявился, минуя папочку.
— Щенок! — раздалось в моей голове без каких-либо предисловий. — Я тебя в порошок сотру, если попытаешься приблизиться к моей дочери!
— Кто говорит? — ехидно ответил я. — Мужик, мне сейчас некогда. Перезвони минут через десять.
— Ну? — посмотрел на меня Борис. — Началось?
— Ага. У тебя волхвы с Даром Жизни далеко или просто рюмаху для успокоения нервов опрокинешь?
— Не! На трезвяк послушаю. Сделай громкую связь.
— Ублюдок! — раздалось через отведённые десять минут. — Ты понимаешь, с кем…
— А с кем?
— Это боярин Славута! ГЛАВА РОДА Луганских!
— А чего орёшь?
— Ты пытаешься шантажировать мою дочь! Такое тебе с рук не сойдёт!
— Тогда плати. Начнём с того, что благодаря твоей оппозиции я теряю время на переселение нелегалов. Каждая секунда тяжёлой копеечкой уплывает. Требовать с отца не буду: он и так помог. А ты? Раскошеливайся, Славута. Всё по понятиям. Я долги прощать не намерен. Сразу давай определимся, кто кого нагибать будет. Если завтра я не получу двадцать миллионов золотых рублей, то сегодняшняя демонстрация повторится. Против тебя и князя. Кто воспользуется этим? Смоленские, Выборгские или юг, что тоже мечтает своего князя на престоле увидеть? Неважно. Кто первый заплатит, тех и поддержу. Я тебе сделал одолжение, передав через дочь выгодное предложение. Дело хозяйское, можешь не принимать.
— Ты …
— Заткнись и дослушай. Сейчас ровно десять часов вечера. Ровно в полдень начнётся интересное представление, но уже не с мирными жителями с плакатами, а с хорошо обученными бойцами. Посчитай убытки как политические, так и финансовые. Оно того стоит?
Молчание длилось долго. Наконец раздалось уже совсем с другими интонациями:
— Да, Ратибор… Проглядели все змею. Недооценили. Зачем тебе это? Не верю, что только в деньгах дело.
— Думаешь, почему меня папочка-князь не закрыл? Он-то понял, чего я хочу. Орёт, как и ты, но сделать ничего не может. Поговори с ним — вы же из одной берлоги медведи.
— Жди. Перезвоню.
— Сука ты, а не сын! — с чувством сказал Борис. — Перевёл всё на меня.
— Моим словам веры нет. Извини.
Князь тут же отвлёкся, скомкав наш разговор. Понятно: Славута позвонил. Серьёзные вещи обсуждали, раз Борис даже вышел из собственного кабинета, не желая моего присутствия при торге. Вернувшись через полчаса, он, вытерев пот со лба, заявил:
— Дожал. Особой радости не испытываю, но чувство удовлетворения есть. Сбавляй обороты. Покажи, Рат, что ты тоже договорной.
Новый звонок боярина Славуты намного отличался от первого.
— Мне нужны гарантии, Ратибор, что мой Род не пострадает от твоих авантюр.
— Такое могу обещать, если откажетесь от прибыли.
— Она будет? Пока что ты лишь “доишь”.
— Конечно, да. Чрезмерное усиление одного из Родов приведёт ко всеобщему недовольству. Делиться нужно с правильными людьми, поэтому и надавил на твою дочь, чтобы достучаться до её папы. Треть окраин могу отдать под руководство Златы.
— Половину.
— Нет. Остальные Рода согласятся и на четверть. С моей стороны предложение щедрое.
— По деньгам что? Двадцатью миллионами, чую, не отделаюсь.
