Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 43
Рослый широкоплечий Сергей выглядел много старше своих лет и с легкостью пристроился в молочный магазин по соседству – разгружать ночами огромные фляги с молоком и жидкой комковатой сметаной.
Вечером предшествующего дня он вновь стоял в магазине болгарских цветов, перед девушкой тонкой, как швейная игла. Не в пример прошлого случая, она была серьезно занята – вокруг толпились сердитые озабоченные мужчины в меховых шапках и требовали мимоз.
Соня же провела этот вечер чудесно – с мамой, Ангелиной Витальевной, они пили чай со смородиновыми веточками и придумывали фасон нового платья для Сониного дня рождения. Девочке очень нравились нюансы, бантики или рюшечки, подчеркивающие женственность и линию гибкой фигуры. Разошлись глубоко за полночь, и Соня просмотрела удивительный сон о том, как она плывет на корабле по морю с теплой водой изумрудного цвета.
Поэтому предпраздничным утром следующего дня Соня опоздала в школу. По правде говоря, она даже не успела толком причесаться, каштановые волосы густой гривкой лежали на плечах и стояли немного над головой.
Забежав в класс, она отдышалась и увидела на своей парте корзину белых лилий. От изумления Соня даже не поздоровалась с учительницей, за что сразу безжалостно была вызвана к доске.
После звонка одноклассники с шумом покидали свои места, слышались привычные выкрики «дурак!» и «сам дурак!». Соня с благоговением рассматривала свои лилии, чуть поглаживая пальцем яркие глянцевитые листья. Запах от букета был настолько осязаем, что его хотелось погладить пальцем тоже. Сергей глубоко вздохнул, подошел к Соне и сказал, чуть заикаясь от волнения:
– Соня, можно сегодня тебя проводить?
Она посмотрела. Кивнула головой. Волновалась тоже, конечно.
После уроков они медленно шли к Сониному дому. Вряд ли Сергей что-либо сохранил в памяти после этой прогулки, кроме ритмично взлетающих Сониных волос – каштановой гривки, и густого аромата лилий.
Соня бодро рассказывала, тем не менее, как ей хочется увидеть море, о новом чудесном платье, которое скоро пошьет мама, о любимой певице. Прощаясь, она, неожиданно присмирев, тихо проговорила:
– Пока.
– Пока, – эхом ответил он.
Теперь каждый день Сергей провожал Соню домой. И было им хорошо. Иногда они держались за руки, переплетая пальцы, и это было тоже хорошо, еще лучше. Иногда они поднимались на Сонин этаж и до боли в распухших губах целовались на лестнице. Соня закрывала глаза, а Сергей – никогда. Иногда он расстегивал три пуговицы ее форменного платья и несмело, но отыскивал ее небольшую грудь, поглаживая нежно, по-мальчишески. Иногда Соня с закрытыми глазами осторожно расстегивала брюки и вслепую удивлялась тому, что росло и менялось в ее вздрагивающей руке.
Традиционно раз в неделю на ее парте появлялся букет лилий. Соня обожала сладкий тяжелый запах этих цветов. Оставаясь в комнате одна, она целовала каждый – да-да, целовала цветки, глупая умная девочка.
В один из дней, прощаясь у подъезда, Сергей нарочито небрежно сообщил, что его матери выдали какую-то бесплатную путевку в санаторий, получать разные полезные процедуры для больных ног и спины.
– Так что я дома один. Могла бы зайти, посмотреть, как я живу...
Соня прекрасно понимала, что значит «пойти, посмотреть, как он живет», и уровень волшебных отношений на лестнице соответствовал.
– Придется возвращаться, – хрипловатым волнующим голосом произнесла она, – надо было раньше сказать... Топай теперь обратно... – Но самое главное, что ей безумно хотелось посмотреть и почувствовать, как живет Сергей.
Серега Павловский, по незамысловатой кличке Павлуха, жил на первом этаже в квартире, когда-то выделенной его матери как дворничихе при ЖЭКе, и он не любил приводить домой гостей, слишком жалко выглядели все эти полуказенные полированные шкафы, и особенно – доисторическая кровать с никелированными шарами и панцирной сеткой, довольно продавленной.
Поэтому Соню он разместил не на этом отвратительно стыдном ложе, а на новом письменном столе, купленном на грузчицкие молочнокислые деньги. Встал рядом. Сердце стучало. Она закрыла глаза и вытянула губы для поцелуя.
Еле дыша, он чуть приподнял ее, обнял с мальчишеской, обескураживающей нежностью и стянул тонкие колготки телесного цвета.
Соня приложила руку Сергея туда, где еще никогда не бывало ничьей руки.
Не выдержав напряжения, Сергей отдернул руку и с грохотом упал на пол.
* * *
Погас свет, Софья облегченно вздыхает – какая глупость этот маникюр, но как может испортить настроение, раздраженно думает она, чуть скосив глаза на темно-серый костюм левее.
Темно-серый костюм не считает нужным утруждаться потайными ознакомительными взглядами, поворачивается к Софье, позволив разглядеть рисунок на зеленой рубашке: пару танцующих под зонтом кошек. Удивительно подходит для пафосного театрального представления, думает Софья.
– Понимаю ваше возмущение, – доверительно склоняется к ней мужчина, – глупая рубашка. Но это подарок дочери, а она очень строго следит за судьбой своих подарков...
Девочка в блестящем платье шутливо пихает его локтем в бок и говорит:
– Отличная рубашка. Уж получше твоих старческих полосатых рубашек...
Софья вежливо улыбается, она никогда не разговаривает с неизвестными мужчинами, как учил классик, причем она пошла дальше – после одного страшного случая, изменившего ее жизнь, она не разговаривает с мужчинами вообще. Исключая рабочие моменты, разумеется. Она же профессионал, в конце концов.
Билет падает из ее преступной руки без маникюра, зеленая рубашка ловко поднимает его зачем-то. Смотрит на Софью. Она отводит взгляд.
Ни к чему все это, велит себе строго Софья. Просто поднял. Просто бумажку. Просто борец за чистоту. Право...
Сосредотачивается на сцене, она пришла слушать свою любимую «Пиковую даму», так завораживающую своей увертюрой, и никакие мужчины в диких кошачьих майках ей совершенно не интересны. Партию графини поет ее любимая, грациозная и неповторимая – Елена Образцова. Софья сильно волнуется: актрисе уже минуло шестьдесят, не хотелось бы разочаровываться. Пусть бы она не менялась, пусть бы осталась такой, как запомнила ее девочка Соня.
После увертюры на сцену выходит примадонна, и зал взрывается аплодисментами, которые стихают после первых звуков арии. Контровой луч прожектора высвечивает певицу. Черное платье облегает статную фигуру, фиолетовый пояс подчеркивает талию. Это красавица, красавица, с восторгом понимает Софья и случайно плачет, слушает и слушает этот красивый, змеей заползающий в душу, переворачивающий знакомый голос.
* * *
Через несколько дней Ангелина Витальевна сделала Соне подарок – французские духи, настоящие, таких не было почти ни у кого из учителей, не говоря уже об одноклассницах, потаскивающих у матерей польские «Быть может».
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 43
