ограничивается обложкой».
Но прежде чем мы покинули музей, Анна Фёдоровна порадовала меня хорошей новостью.
– Георгий Петрович, а ведь сыскался тулуп вашего прадеда Василия Ивановича. Помните, говорила, что он, должно быть, пропал? А вот недавно на глаза попался. Сейчас покажу.
Про тулуп первого Чемодана, лихого ямщика с Сибирского тракта, я действительно не раз слышал от основательницы музея. Передал «одёжу» кто-то из дальних родственников, да вот только положили её в сарай с худой крышей, там овчина промокла, сгнила и оказалась на помойке. Вышло иначе.
Я ожидал увидеть настоящий тулуп: тяжёлую, до пят, грубо выделанную овчину с огромным – с пол-овцы – воротом. Оказалось, что обозначение «тулуп» скорее уместно с уменьшительно-ласкательным суффиксом. Он больше походил на дублёнку из 70-х. Вот тебе и Чемодан! Пижонистым мужичком, оказывается, был. Ворот только облез – в экспозицию такую вещь не выставишь.
– Обратите внимание, – вывернув прадедову одежду наизнанку, подступила Анна Фёдоровна. – Скроен тулуп из шкур, которые не обрезались, а загибались по выкройке. Видите, кончики подшивались внахлёст. Резать цельный кусок считалось всё равно что судьбу перекраивать. Грешно.
Что-то подсказывало – это качество мне от Василия Ивановича по генам не передалось.
– Знаете, Георгий Петрович, – заговорил москвич, когда мы вышли на крыльцо музея, – в целом я считаю свою миссию выполненной. В суть дела я вас, пусть, может, и в общих чертах, ввёл: посвятил в историю Богини и Ордена, раскрыл не только тайну его существования, но и цели, вернее – цель. Осталось сказать в завершение несколько слов да передать так называемое «Евангелие от Петро», и можно откланиваться.
Мы заехали в кафе. Пообедали. После чего направились ко мне. Для финальной, так сказать, части визита московского гостя.
Всё необходимое для заваривания кофе по-прежнему находилось на журнальном столике, я лишь помыл чашки. Когда комнату наполнили ароматные запахи напитка и терпкие – голландских сигарилл, профессор приступил к заключительной своей лекции. Прочитать её он, конечно же, предполагал ещё с утра, а тут я сунулся со своей дурацкой экскурсией.
– Хочу предупредить вас, Георгий Петрович, что не только Орден Божественной Длани желает обладать руками Венеры Милосской. Где-то рядом с мраморными руками могут находиться драгоценности на очень и очень большую сумму, не говоря уж о диадеме самой Клеопатры. Для людей, которые охотятся за сокровищами, человеческая жизнь ничего не стоит. Если вам удастся заключить с ними сделку на выгодных для себя условиях, шедевр мировой культуры не обретёт своего первозданного вида, так как чернокопатели исключают огласку любого рода. Вы, связанные обязательством и страхом, смолчите. Правда, при этом станете богаты, но как сможете с этим жить?
Наше предложение более привлекательно: мы предаём огласке факт обнаружения рук Венеры Милосской, статуя будет воссоздана. Мир же получит сенсацию, автором которой станет провинциальный российский журналист Георгий Кириллов. С материальной стороны этот вариант менее заманчив: сокровища отойдут государству. Однако их стоимость настолько высока, что даже небольшой процент компенсации, обычно подразумеваемой в таких случаях, вам понравится.
Также охоту за артефактом ведёт и церковь: насколько нам известно, они видят угрозу в руках Венеры Милосской. Для них воссоздание облика статуи, побывавшей воплощением двух божественных сутей, – один из признаков приближения конца света. Общеизвестно, что основной образ Апокалипсиса – это Зверь, Сатана, олицетворяющий вселенское зло. Его конкретное воплощение видится в образе лжепророка, возвращении к язычеству и идолопоклонству.
Принято считать, что кончине мира будет предшествовать возрождение Римской империи как всемирного царства антихриста. А Венера Милосская с Вальгой в одном лице – своего рода двойной символ этих тёмных сил. Церковники хотят заполучить руки Богини, чтобы воспрепятствовать повторному обретению ею божественной сути. В этом случае тоже ни о какой публичности не может быть и речи.
Дорогой Георгий Петрович, я имею исключительную цель склонить вас на нашу сторону, а отнюдь не запугать. Подумайте, взвесьте всё хорошенько и примите правильное решение. Но лучше не тяните время – уговоры скоро закончатся, и мало ли какие странные события в вашей жизни могут начать происходить потом.
Вечером у меня рейс в Москву. Надеюсь, мы ещё обязательно увидимся, но в других интерьерах и при иных обстоятельствах. Через какое-то время с вами выйдут на связь. Пока оставляю, как и обещал, сочинения Петро…
Передав мне флешку, столичный гость, к обществу которого, надо признаться, я уже стал привыкать, откланялся. В его походке появилась лёгкость: он словно парил, с облегчением сбросив тяготивший его груз и радуясь, что смог его пронести.
И я был бы готов согласиться на все его предложения – если бы не знал про цену, которую за эту тайну заплатил Журавель.
Петрос – Петрио – Петро
Христиане, пережившие страшные трёхсотлетние гонения, за время которых десятки тысяч их единоверцев замучили на гладиаторских аренах, сумели добиться полной отмены кровавых зрелищ.
Но табу, как это часто бывает, только увеличило интерес. В основном его проявляли аристократы и просто богатые жители Империи: в течение веков бои были для них ежедневным и любимым зрелищем. Они прекрасно разбирались в деталях схваток, могли подметить и оценить нюансы в ходе поединка.
Если раньше вход на бои гладиаторов был для всех бесплатным – расходы покрывала государственная казана, то теперь их организация перешла к эдиторам – к дельцам, для которых важнее всего была выгода. С амфитеатров бои перекочевали во внутренние дворы вилл и палаццо. Туда-то в определённое время и съезжались приглашённые. Плата за вход не взималась, но все делали ставки на победу того или иного гладиатора, и свой доход эдиторы получали от тотализатора. Трудность была ещё и в том, что с запретом на проведение боёв прекратили своё существование гладиаторские школы, поставлявшие воинов. Теперь их приходилось выискивать из числа пленных, для чего в районы военных действий направлялись агенты-покупатели.
Одному из таких агентов и был продан пленённый угр. Как было не положить взгляд на малого, который был придавлен павшей лошадью, но умудрился уложить четверых противников?
Ратним стал гладиатором, и новое дело ему сразу пришлось по душе. Выложивший за нового бойца немалые деньги эдитор в первое время в нём души не чаял. Раб приносил хороший доход, не знал поражений, за что очень скоро был удостоен прозвища Чемпион варваров. Но потом слава обернулась против него, отпугивая и удачу, и деньги. Против Чемпиона варваров другие владельцы гладиаторов просто отказывались выставлять своих бойцов, даже двух против одного, а если и находились смельчаки, то на них никто не желал делать ставки. Заставить же угра проиграть хотя
