В окно бил яркий солнечный свет, Давид потер лицо руками, вспоминая последнее, что помнит. Посмотрел на предплечье, был отчетливо виден след от укола, значит, это точно был не сон. Да он еще не впал в маразм или беспамятство, чтобы путать сон и явь.
Откинул покрывало, посмотрел, что на нем нет белья. Но ничего не смущаясь, пошел искать Алекса. Надо спросить, узнать, как он здесь оказался, что с Маре, хотя его судьба Давила волновала в последнюю очередь. Но надо узнать, как и кто вытащил его из той комнаты изврашенца?
Дойдя до кухни, он остановился у двери. Алекс стоял к нему спиной, на все помещение разносился запах его любимого кофе, на столе была выпечка. Давид засмотрелся, от Алекса трудно было отвести взгляд. Он был в одних домашних трикотажных штанах, они сидели низко, на самых бедрах. Широкая спина, перекатывающиеся мышцы под загорелой кожей, Давид помнил, как она пахнет — солнцем и соленым ветром с моря. Этот запах и воспоминание въелись в его рецепторы с той поездки на яхте. А еще его кожа очень гладкая, словно тонкий шелк.
Зашумела кофемашина, Давид медленно подошел сзади и обнял Алекса, прижимаясь к нему всем телом, вдыхая запах соли и моря.
— Спасибо.
Алекс лишь на мгновенье вздрогнул, но тут же расслабился. Чувствуя, как рука Давида скользит по его спине, а теплые губы шепчут в самое ухо, чуть касаясь его.
— Ты теперь мой герой и спаситель. До конца жизни не рассчитаюсь, — улыбается, Алекс это чувствует, улыбается сам.
— Как ты себя чувствуешь?
— Хорошо, только мало что помню. Как я оказался здесь? Что с Виктором?
Руки Давида продолжают ласкать Алекса, он чувствует, как начинает возбуждаться, тепло этого мальчика, его невесомые касания, почти шепот, возбуждают больше любого откровения.
— Группа захвата выбила все двери в апартаментах Маре.
— Их было много?
— Достаточно, парни, мягко говоря, были шокированы увиденным. Но это их работа, и не такое видели.
— Представляю.
Давид тихо засмеялся, на самом деле представить такую картину было нелегко: бойцы ОМОНа вламываются в комнату, где он голый и привязанный спит в отключке, накаченный каким-то препаратом.
— Давид, я должен с тобой поговорить.
Алекс разворачивается, с тревогой заглядывает в лицо парня, пытаясь увидеть следы усталости, обиды или осуждения. Ведь это из-за него он попал в такую передрягу. Алекс чуть сам умом не тронулся, пытаясь найти и вызволить его, но хорошо, что все хорошо закончилось, и есть такие знакомые.
— Что случилось?
Сам Давид напрягся, и то легкое возбуждение, что было, моментально ушло. Ему не нравился взгляд Алекса, взволнованный и настороженный. Он что, хочет бросить его после того, что случилось? Но ведь ничего не было, Виктор ничего не успел сделать.
— Ты считаешь, что я сам пошел за Виктором? Что я сам оказался в том положении?
— О чем ты, Давид?
— Нет, я бы никогда так с тобой не поступил, Алекс, я люблю тебя.
— Господи, Давид, нет, я не об этом. У меня не было ни капли сомнения, я совсем не об этом, мой мальчик.
Алекс притягивает Давида ближе, гладит по отросшим волосам, рассматривает внимательно любимые черты: чуть припухлые губы, заостренные скулы, густые ресницы. У него сейчас такой растерянный и удивленный взгляд.
— Тогда о чем?
— Я не знаю, поймешь ли ты, может быть, сейчас не самый хороший момент.
— Сейчас отвратительный момент, Алекс.
— Что ты делаешь? Давид…черт…что ты задумал?
Давид резко опускается на колени, прямо на прохладный кафель кухни. Стягивает с Алекса домашние брюки, под которыми нет белья. Тут же ласкает рукой его яички и полувозбужденный половой орган. У него словно от сердца отлегло, все эти намеки Алекса накаляли нервы, он сейчас хотел только одно. Хотел Алекса.
Минувшая ночь вымотала, страшно было подумать, что с ним мог сделать Маре, будь он в отключке, ничего не соображая. И самое страшное, что он ничего не смог бы с этим поделать, неизвестно, чем его накачал этот долбанный извращенец.
— Хочу тебя, просто хочу тебя, здесь и сейчас.
Давид протяжно стонет сам, когда берет в рот член Алекса, он моментально наливается кровью, становится больше. Жадно заглатывает в рот, открывая его шире, Алекс облокачивается на стол, чуть расставляя ноги, Давид ласкает его бедра и поджатые яички.
— Сумасшедший.
— Ты не представляешь насколько.
— Да милый, возьми его, глубже…аааа….да….да, мой мальчик…еще.
Давид делает, как его просят, он сделает для этого мужчины все, что угодно, и это не слепое поклонение, а истинное доверие и любовь. С ним можно все и даже чуточку больше. Давид открывает рот шире, смыкает губы на стволе, засасывает, делая вакуум, быстро скользит так по члену. Затем обводит головку языком, щекочет дырочку на ней, чувствует во рту вкус предсемени Алекса.
— Черт, ты сводишь меня с ума, малыш. Ааааа…аааа…да милый…да.
Алекс чуть отстраняется, чтобы видеть, как его член пропадает во рту его любимого мальчика, толкается навстречу, проникая до гортани. Давид расслабляет горло, готовый принять сперму Алекса. Так продолжается какое-то время, он стоит на коленях, сам возбужденный до предела, член подрагивает, ему хочется потрогать себя, но он ласкает яички Алекса, помогая себе рукой, дроча его член.
— Не протяну долго…мммм…да…аааа… расслабь горло, да…да…да, вот так…еще.
Головка разбухает еще больше, сперма подступает, готовая выплеснуться тугими струями. Алекс хрипит, запрокидывая голову, кончает, судорожно дергаясь всем телом. Орошая гортань своего любимого мальчика семенем.
Давид принимает все до капли, немного давится, спермы много, но вычищает член партнера. Так и стоит на коленях, дрожа всем телом от возбуждения. Наконец трогает себя, оттягивая крайнюю плоть, освобождая влажную головку. Начинает натирать ствол, но Алекс поднимает его с колен.
— Ну что ты, разве я позволю тебе так кончить? Иди ко мне.
Притягивает его вплотную, жадно целует в губы, чувствует вкус своего оргазма, дуреет, ласкает, словно насилуя, рот Давида своим языком.
— До чего ты вкусный, мой мальчик. Теперь на моих губах вкус моего оргазма, от этого можно сойти с ума.
Он трогает возбужденный член Давида, прижимая его к своему, еще не опавшему после оргазма, заводится снова. Давид жмется ближе, стараясь сделать максимальное соприкосновение их тел. Алекс соприкасает члены, мастурбируя сразу оба, задевая нежную и такую чувствительную головку Давида.
— Боже мой, Алекс, это так сладко. Трогай меня, да…еще…боже.
Он хаотично целует его в губы, лицо, шею, стонет, ласкает спину руками.
