Книга Грешник - Юлия Гауф

ДЕНИС

До меня давно уже дошло, что Саша не продалась. Она искренне в мою виновность верила, потому на суде и дала такие показания. А тогда это как предательство воспринималось — горячо любимая девушка утверждала, что я виновен. Что преследовал ее, как маньяк, и самое место мне в тюрьме.

Подальше от нормальных людей.

Тогда и сдался.

Мать боролась за меня, а я готов был подписать чистосердечное. Лишь бы все это поскорее закончилось.

— Саша, веришь мне, или нет? — поцеловал ее в висок, в груди больно, до чего же она красивая.

Идеальная. И моей была. Вся моей была, до капельки. Не знаю даже, как относиться к этому по-трезвому: считала, что я урод, но переспала со мной. Либо сама извращенка, либо в глубине души знала правду. Но если знала, то почему так поступила?

Дохрена вопросов, ноль ответов.

Жизнь — удивительная сука.

Мне важно, чтобы Саша поверила. Нет доказательств, лишь мои слова. И обманул ведь ее в прошлый раз, сказал, что не убивал, но сейчас признался. Сама захотела выслушать, так пусть эту сучью правду получает. И снова злость на нее, предала ведь. Хотелось, чтобы моей была, чтобы ждала, письма писала, встретила меня. Чтобы всегда моей была!

А она замуж вышла, пока я сидел. За Илью, блть. Спала с ним, с этим уродом, цвет обоев обсуждали, и имена детям выбирали, пока я на зоне подыхал за чужое преступление!

— Верю, — Саша глаза открыла, и я снова ее простил.

По сто раз на дню так: ненавижу так, что трясет всего, а она посмотрит — и прощаю. Люблю, ничего с этим поделать не могу. Всегда любил, даже когда считал, что продалась с потрохами за заряженную бабками жизнь.

— Веришь, что твой муж, — сглотнул горькую слюну, кроет всего от мысли, КТО ее муж, — и его уроды-подельники виноваты, а я — нет? Я сказал правду, теперь твоя очередь. Точно веришь?

— Денис, я верю, — губы ее дрожат, снова плачет, хорошая моя.

Бесят ее слезы, не знаю, что с ними делать.

Тупо утешать ту, которая в ситуации не разобралась. Знала ведь меня, пусть и как к младенцу относилась. Но знала, общались. Посмеивалась надо мной, конечно, но я бы и сам всерьез себя не воспринял на ее месте, сейчас-то я это понимаю. Убогие подкаты мальчишки, тогда как у Саши работа, перспективы, серьезные романы. А тут я со своей сопливой любовью.

Тогда поверила в мою вину, а сейчас верит в невиновность.

Что ж ты, Саша, такая доверчивая, блть?! Кто убедительнее скажет, тот и прав?!

— Прости меня, — прошептала, выдергивая из противоречивых мыслей, в которых я ее то ненавижу, то люблю. — Я… я тогда просто в ужасе была. Тебя знала, поверить не могла, что ты такой. И Илью ведь знала. Прибежала тогда на плач Алисы, а она от тебя шарахается, — Саша рыдает, словами захлебывается, и это и приятно, и нет. Сам не пойму, что чувствую, но не хочу, чтобы ей было больно — это точно. — А потом все так навалилось: бесконечные допросы, соседи, которые про тебя гадости говорили. Всегда знали, что ты таким станешь, да и Илья себя как герой вел, увивался за мной, все повторял, какой ты урод. И Алиса показания дала… понимаешь, я не только своим глазам поверила, но и чужим словам. Прости, прости пожалуйста!

— Герой, блть, — обнял ее покрепче, а Саша прижалась, будто утопает, и выплыть хочет. — Он на шухере стоял, пока те двое изнасиловать пытались эту идиотку.

— Это ты герой, что спас, — жарко зашептала Саша, вжимаясь в меня, и всем телом дрожа.

Глажу ее по спине, волосы шикарные перебираю — всегда меня завораживали. Меня все в Саше завораживало, она как богиня. К мужчинам ее ревновал, к женщинам, ко всем, кто мог смотреть на нее. Ко всем, с кем Саша разговаривала, кому улыбалась, до кого дотрагивалась. Чуть с ума не сошел, когда роман закрутила, думал, убью. Родители говорили, что это пройдет, и первая любовь всегда такая конченая, но только хуже стало.

И я с каждой секундой лечу в пропасть все ниже, и ниже.

Я — герой. Усмехнулся бы, да Саша не оценит. Перед ней в тот вечер выпендриться захотелось. Нет, я бы в любом случае попытался спасти любую девушку, но выждал бы. Полицию бы позвал для начала, а не бросался, как в тот вечер, в самое болото, в котором увяз. Но ведь моя Саша шла навстречу, а мне охренительно сильно хотелось быть для нее героем.

Влюбился, блть, фатально.

— Ты простишь? — подняла на меня мокрое от слез лицо.

— Прощу, — ответил, вытирая жидкую соль с ее бледных щек. — Если ты уйдешь от него, и переедешь ко мне. Если моей будешь без остатка. Тогда прощу.

— Уйду, уже ушла, — глухо ответила, снова в мою шею уткнулась. — И твоей буду. Все, что захочешь, Денис.

Любви хочу. Твоей, Саша. А еще хочу, чтобы не было в твоей жизни никого до меня, только этого ведь не исправить. Вообще уже ничего не исправить. Взрослая, сука, жизнь! Но главное — Саша теперь моя. Не только на один раз, а навсегда. Я уж постараюсь, чтобы навсегда.

И похер на прошлое, ненавижу его — и свое, и ее прошлое. Лучше о нем больше не вспоминать, не будить чудовищ.

— Саш, Сашенька, — прошептал жарко, — я тебе обещаю, что не пожалеешь. Деньги будут, много денег. Знаю, ты хорошо жить привыкла, и я обеспечу тебя. Ни в чем нуждаться не будешь, любить буду, баловать, ты только потерпи немного, хорошая моя. Все будет, только люби меня, хорошо? А я уж не подведу, не обижу никогда, только люби. И не отталкивай, я без тебя теперь не смогу.

Не после этой безумной ночи.

Я просто сдохну, если снова тебя потеряю.