Уолт ДиснейПервая Спартанская гонка была запланирована на май 2010 года и должна была пройти в Бёрлингтоне, штат Вермонт, неподалёку от моего дома. Я рекламировал событие на местности, проводя встречи с людьми в местных барах. Небольшая группка студентов колледжа с энтузиазмом отнеслась к перспективе участия и принялась расклеивать по всей округе афиши, призывая людей присоединиться и поучаствовать. Однако многие из тех, с кем я говорил, не понимали базовой концепции соревнования.
«Вы хотите сказать, это как триатлон?» – кто-то спросил.
«Не совсем, – сказал я. – Скорее, как день на военной службе. Вас либо вышвырнут, либо повысят в звании».
Маркетинг был трудной задачей; в конце концов, это был совершенно новый продукт, и к тому же мы пытались убедить людей добровольно прийти на пытки, которые – нет, правда – будут классными и обязательно им понравятся.
Я помню, как говорил Энди: «Я не уверен, что мир готов к этому».
И хотя никто не знал, чего именно ожидать, почти семьсот человек согласились на участие в той первой гонке, а вместе с ними на трассу пришли ещё три сотни зрителей, по большей части из числа друзей и родственников участников, которых они хотели поддержать. В день гонки большинство заявившихся участников, включая и успешных спортсменов, были настроены несколько скептично. В любой другой гонке, на участие в которой ты можешь подать заявку, чётко определены параметры: марафон есть марафон. Триатлон предполагает бег, езду на велосипеде и плавание – без вариантов. Конкурс на поедание хот-догов – это, ну, собственно конкурс на поедание хот-догов.
А та первая Спартанская гонка была совершенно новым опытом для каждого участника, для нас же это был сумасшедший эксперимент, проводимый в «лабораторных» условиях глухомани, и главной движущей его силой был человеческий дух. Та гонка и последующие за ней на первых порах были отчасти приключенческими гонками, отчасти спартанскими битвами, но всегда являли собой полноценный яркий спектакль. Первая компания участников была крайне разношёрстной публикой, то был микс из спортсменов и просто друзей. Со стороны всё выглядело как сцена из того фильма с Мелом Гибсоном, «Храброе сердце» – люди самых разных форм и комплекций, облачённые в безумные наряды.
Народ, собравшийся на стартовой линии той первой гонки, изрядно нервничал. Многие из них никогда не участвовали ни в чём подобном и явно понятия не имели, во что ввязались. Мы не были уверены в том, действительно ли люди побегут вперёд, когда раздастся хлопок стартового пистолета.
Почти сразу же участники гонки оказались по пояс в ледяной воде. Спустя двадцать минут после начала на лицах людей отчётливо просматривался гнев. Но почти все они продолжали двигаться дальше, стиснув зубы, и только на финишной линии на лицах стали проступать улыбки. Казалось, что телами взрослых людей завладели дети. Я помню, как думал про себя: «Это Вермонт такое уникальное место или тут и правда происходит что-то особенное?»
Тревога, страдания, гнев, а потом любовь! Вот так и по сей день среднестатистический человек воспринимает Спартанскую гонку и так свыкается с её природой.
После этого Спартанские гонки очень быстро закрепились на авансцене, и пошёл быстрый рост. Вопрос «почему?» очень хороший вопрос. Во многом причина кроется в личной, почти что духовной связи, возникновению которой способствуют Спартанские гонки. Моё детство во многих отношениях было неблагополучным, но я сумел перенять лучшие ценности от своих родителей и объединить их вместе, установив с их помощью почти что метафизическую связь с участниками Спартанских гонок, одновременно с этим познакомив их с плодами работы, которые превосходят всё то, что в их представлениях даже не было возможным. Именно это заряжает их огнём страсти, превращает в рьяных фанатов и подстёгивает к тому, чтобы публиковать посты об этом в социальных сетях, что и превращает Спартанские гонки в феномен. Мне хватило везения и смекалки для того, чтобы распознать этот их отклик, по достоинству оценить и закрепить преданность моих последователей.
