— С моей стороны было большой оплошностью ожидать, что мисс Латимер в таком усталом состоянии выдержит весь обед, — спокойно обратилась хозяйка к своим гостям. — Прошу извинить нас, Магдалина, доктор Уолтер…
Вместе со скромно одетыми суданскими служанками, торопливо следовавшими за ней, леди Крейл повела Харриет из столовой наверх в спальню.
— Простите… Я испортила вам обед… — заявила о себе прирожденная вежливость.
— Пустяки. Это я сама виновата, понадеявшись, что вы окажетесь достаточно сильной для такого светского мероприятия, хотя у вас почти не было времени отдохнуть после прибытия.
Леди Крейл убрала руку, которой поддерживала Харриет, и девушка, пошатываясь, добрела до кровати и тяжело опустилась на нее. Она была похожа на привидение; ее нежное личико в форме сердца исказилось от страдания; глаза, которые ярко вспыхнули от восторга, когда Харриет увидела розовое платье, теперь потускнели от потрясения и стали печальными.
Леди Крейл крепко сжала губы. Когда Харриет сказала, кто ее спаситель, она испугалась самого худшего, ибо Рауль Бове был человеком, которого избегало все приличное общество.
На протяжении двух лет он открыто жил с девушкой-рабыней как с любовницей и даже имел бесстыдство посещать с ней европейские дома, словно она была его гостьей, оскорбляя чувства всех леди и честь всех джентльменов. Только имя его знаменитого семейства спасало его от полного остракизма. Его личное богатство намного превосходило состояние британского консула и низводило огромные богатства турецкого генерал-губернатора до пустой безделицы. Говорили, что он был личным другом императора Наполеона III, и, несомненно, его высоко ценили власти в Каире и Александрии. Леди Крейл бросило в дрожь — они-то уж не были оскорблены, когда их представляли туземке, словно она была равной им. До леди Крейл доходили слухи о непристойностях, творящихся за высокими стенами резиденции Рауля Бове в Хартуме. Черкешенка появлялась открыто, а сколько еще других содержалось в тайне?
Леди Крейл не была женщиной не от мира сего. Она сопровождала мужа во многие отдаленные и нецивилизованные уголки земного шара: в Индию и Афганистан, в Левант и в Африку, и во время своих путешествий встречалась и с авантюристами, и с вероотступниками, и с мошенниками, и с пиратами. По ее мнению, Рауль Бове попадал во все эти категории. К сожалению, у него было два свойства, которыми не обладал больше никто: он был дьявольски красив и его обаяние, когда он решал пустить его в ход, не имело себе равных. Поэтому вряд ли можно удивляться тому, что получившая нежное воспитание дочь миссионера пала его жертвой, как и тому, что Бове мог постараться воспользоваться ее беззащитностью, принимая во внимание очарование самой Харриет. Мрачная невысказанная вслух мысль возникла в голове леди Крейл — а не воспользовался ли он? Ведь порочный француз несколько недель провел наедине с Харриет. Леди Крейл осторожно присела на кровать рядом с Харриет.
То, о чем она думала, было невероятным, чудовищным — Харриет Латимер английская девушка, а не черкешенка, которую можно купить за двадцать фунтов.
— Я надеялась уберечь вас от того рода разговоров, которые вы услышали этим вечером, — сказала леди Крейл, стараясь, чтобы ее голос звучал ровно. — Именно по этой причине я полагала, что вам лучше всего не называть имя своего спутника.
— Но это не может быть правдой! — С широко раскрытыми глазами Харриет повернулась к ней, и опасения леди Крейл еще более усилились. — Мистер Бове порядочный и честный человек! Он не станет держать рабов! Он не станет делать из них любовниц!
— Боюсь, последнее не подлежит сомнению, Харриет. Черкешенка вот уже больше двух лет занимает это положение в доме Бове и получает от этого удовольствие. Об этом знает весь Судан.
— Нет! — Харриет наполнило чувство отвращения. — Я отказываюсь поверить в это! Здесь какая-то ошибка! Недоразумение!
— Европейское сообщество в Хартуме не велико, и нельзя ошибиться, видя, как мистер Бове прогуливается на виду у всех с этой девушкой, — твердо заявила леди Крейл. — И в том, что он купил ее как рабыню, безусловно, не может быть ошибки. Он сделал это на глазах у половины населения Хартума. — Она выдержала небольшую паузу, потому что привыкла молчать о таких вещах, но обстоятельства требовали от нее честности, и она продолжила: — В Хартуме очень мало черкешенок. Обычно с аукциона продают рабов из внутренних районов — это динка или шилуки. Торговцы покупают несчастных и доставляют на побережье, однако некоторых продают в услужение здесь, в Хартуме. — Она деликатно помолчала. — Преимущественно хорошеньких девушек. У турецких официальных лиц в Хартуме не принято, чтобы их сопровождали жены, и это способствует… предосудительному поведению.
— Я уже столкнулась с этой стороной жизни в Африке, — сказала Харриет, чувствуя, что ее губы запеклись от поднявшейся к горлу желчи. — В Бербере, в доме паши.
— Тогда вы должны понимать, что все сказанное мной правда. Политика Британии направлена на то, чтобы положить конец работорговле. Попытке осуществить это мой муж посвящает очень много времени. Ваш дорогой отец отважно боролся против такой ситуации в Каире и делал бы то же самое здесь, в Хартуме, если бы остался в живых. Турецкий генерал-губернатор отрицает, что ему известно что-либо о рабах, которых открыто продают изо дня в день. Мы — нет, и мы не можем надеяться получить когда-либо от него помощь в уничтожении этой омерзительной практики. Турецкий гарнизон в городе состоит почти полностью из суданских туземцев, которые были куплены. Малярия постоянно уменьшает их количество, и гарнизон можно поддерживать в полном составе, только прибегая к подобным мерам.
— Это просто чудовищно. — Харриет прижала к груди сложенные вместе руки. — Я согласна, что все рассказанное вами о рабстве в Хартуме правда, леди Крейл, но в одно не могу поверить — что черкешенка рабыня Рауля Бове или его любовница.
— Рабыни-черкешенки очень редкие и очень красивые. — Щеки у леди Крейл слегка покраснели. — Ставка за девушку по имени Наринда была чрезвычайно высока. Помощник губернатора твердо решил перебить цену всех местных торговцев и купить ее. Перед огромным сборищем народа Рауль Бове ошарашил европейское сообщество, дерзко перебив цену, назначенную турком. Конечно, мистер Бове француз, а не англичанин, но его поведение могло только вызвать скандал. Девушка была — и есть — настоящая красавица, и каждый здесь знает, почему Бове и турок давали за нее такую высокую цену.
— Нет, — повторила Харриет, чувствуя себя так, словно дыхание дюйм за дюймом покидает ее тело. — Такого не может быть. Это невозможно.
— Харриет, — леди Крейл слегка кашлянула, — вы должны простить мне мою откровенность с вами. Но вы остались без матери и без отца, у вас нет защитника, и поэтому мой долг взять на себя ответственность за вас, пока вы находитесь под моей крышей. Теперь я должна задать вам крайне деликатный вопрос. — Она смущенно замолчала. — Во время вашего путешествия в Хартум не было ли со стороны мистера Бове каких-либо неприличных действий в отношении вас?
У Харриет ярко вспыхнули щеки.
