Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 48
Энтузиазм Миронова гасили. А между тем он так отвлекся от своих личных поисков и полностью переключился на это дело, что, казалось бы, все вокруг должны радоваться, что одержимость следователя направлена на благо, на раскрытие преступления, на его исконное и неотъемлемое занятие — на работу, однако и тут он всем доставлял многовато хлопот. Дурак… То ли не боится самого черта, то ли с ума сошел, то ли выслужиться хочет — думали про него сверху, снизу, сбоку — изо всех углов. Впрочем, теперь было меньше разговоров о взрыве, об убийце в маске, хотя в то же время пристальность внимания со стороны начальства и Следственного комитета никуда не делась. Он еще не раз встречался с Виталием Германовичем, не раз беседовал с ним. Все эти беседы были какие-то невнятные. Миронову начинало казаться, что коллега пытается ему что-то сказать, но что?
Поиски велись по всем фронтам. Оперативники вместе со следователем начали обходить больницы, детские сады, школы, гимназии, лицеи, колледжи, училища, компьютерные клубы, подростково-молодежные центры, церковно-приходские школы, кадетские корпусы… Все чаще в базах данных пропавших без вести стали попадаться люди-прочерки, те, про кого ничего толком не было известно, и даже те, у кого не было фотографий. Начинало складываться какое-то невероятное ощущение, что никто и никогда не объявлял всех этих жертв в розыск, что детей не ищут, что никто их не ждет, и, что самое страшное, — что их словно вообще никогда не существовало. Они как будто стерты из действительности.
В какой-то момент Виктор Демьянович оказался в тупике. Можно сказать, что он и до этого был в нем, только и делал, что ходил из угла в угол, но теперь он подошел вплотную к стене. Правда, были и хорошие новости. Теперь все отделения полиции были на стреме, если не официально, то, во всяком случае, негласно все были в курсе этого дела. Все прекрасно знали об одержимости МВД и относились к ней в лучшем случае со снисхождением, но где-то глубоко внутри знали, что он слишком часто оказывался прав, а потому не было никаких оснований, кроме возможного помешательства на почве теорий заговора, ему не верить. По городу начали расползаться слухи о новом маньяке. Каких-то особых указаний от властей не поступало, но теперь мужья встречали жен с работы, а родители встречали своих детей из школ, сами водили их на кружки под возмущенные возгласы «Мам, я не маленький!» и реже отпускали гулять с наступлением темноты. Все было похоже на тихую, размеренную, но почти массовую спецоперацию. Однако от преступника не было никаких вестей. Играть в игры, которые задавал его предшественник, он, по-видимому, не собирался, да и показывать, на что еще способен, тоже. Так могло тянуться целую вечность, годами, десятилетиями, в зависимости от мотивов и психотипа того или тех, кто это совершал. Но Миронов знал — что-то скоро будет, но что? А если не будет, то неужели этот сон про мальчика будет мучить его всю оставшуюся жизнь? Порою между первой и второй жертвой проходят годы, иногда преступник, испугавшись, затихает или меняет способ совершения своих злодеяний, бывает и так, что он скрывается под чужой маской, бывает, что исчезает безвозвратно так и не пойманным, но Виктору Демьяновичу было ясно одно: если совершено двенадцать убийств и одно не закончено, то маньяк уже почувствовал запах крови и ее металлический привкус на губах, а значит, скоро он совершит еще одну ошибку, возможно, роковую.
Так прошло, наверное, около недели, если не больше. С выжившим мальчиком в течение следующей пары дней постоянно случались истерики, иногда его накрывала паническая атака — отвратительное ощущение бесконтрольного животного страха, который отнимает любую способность здраво мыслить и хоть как-то функционировать, он сковывал тело и разум ребенка все чаще. Иногда мальчик просто лежал на кровати и плакал. На глупые вопросы психолога, почему он плачет на этот раз, он молчал. В результате нескольких ночных кошмаров состояние парнишки оставалось стабильно тяжелым, ткани в ступнях не заживали и перестали подавать признаки жизнеспособности, поэтому врач принял решение об ампутации, и утром ребенку удалили всю левую ступню и пальцы правой ноги. Радовало одно — руки постепенно восстанавливались.
Виктору Демьяновичу было невероятно жаль этого мальчика. На его долю выпало столько жестокости, боли и страдания. Чем он все это заслужил? Неужто прошлыми жизнями, или он вынужден отвечать за поступки своих родителей? Из чего складывается подобный статус-кво? Любое действие вызывает противодействие. Поэтому если на одной земле царит мир, то где-то идет война. Так что же это значит — этот ребенок расплачивается за чужое благополучие? В этом ли заключается мировое равновесие и как в таком случае работает закон сохранения энергии? Лучший урок, который мог преподнести человечеству Бог, если он, конечно, существует, или Вселенная, — это заставить нас платить за ошибки других. Стоит помнить об этом, и о том, что за хорошую жизнь обязательно кто-то должен заплатить, и это может быть кто угодно, даже абсолютно незнакомый человек. Все, что имеет начало, имеет и конец. Белая полоса сменяет черную. Справедливости в привычном понимании нет. Если кто-то радуется, то кто-то обязательно должен горевать. Это и есть справедливость. «Вспомню об этом, когда почувствую себя безоговорочно счастливым», — с печальной усмешкой подумал МВД. Рано или поздно будет хорошо, а сейчас плохо. За все нужно платить. И если кому-то повезло, то либо за это придется расплатиться позже, либо за это уже кто-то отдал все, что было, до последней слезинки.
Теперь мальчик лежал под наблюдением врачей и комиссии по делам несовершеннолетних. С ним усиленно, но деликатно работал психолог, но ничего нового узнать не удалось. Его память отказывалась помогать следствию. Однако спустя неделю после операции, даже несмотря на фантомные боли в отсутствующих конечностях, он как будто избавился от какого-то тяжелого груза, и на его лице даже появился румянец. Казалось, что все то, что его так долго тяготило, на самом деле скапливалось в его обмороженных ногах, охваченных некрозом, но вместе с операцией эти остатки прошлого, которые измучили хрупкую душу психологическим запретом на воспоминания, были удалены.
Каждый новый день Миронов проводил в звонках по поисковым организациям, в просмотрах баз данных, в разговорах с новыми возможными свидетелями, с руководителями детских организаций. А вечером неспешно брел домой к своим теперь уже таким близким и теплым Свете, Степе и, конечно же, к Шустрику, который долго ревновал хозяина, привыкал к новым людям, месту, а теперь уже почти освоился, но продолжал упорно спать вместе с МВД, старательно вытесняя Свету. Словом, кровать приходилось делить на троих.
День зимнего солнцестояния уже давно прошел, и, хотя светлое время суток потихоньку становилось длиннее, темнело все равно быстро. В один из таких еще несветлых вечеров Миронова охватило беспокойство, что он как-то рано забыл о смерти своего неотомщенного друга. Ему казалось, что, переключаясь на то, что теперь его занимало больше, что было, на первый взгляд, интереснее, он малодушничал, как будто боясь снова оказаться городским сумасшедшим, который гонится за призраками прошлого. На самом деле, конечно, все было не так. Он продолжал думать, размышлять, но на все его однозначно не хватало.
Именно в этот же вечер он испытал огромную потребность что-то предпринять, даже пусть это будет какой-то пустяк или самая большая глупость в его жизни, лишь бы сбросить этот нахлынувший сплин и чувство вины. Поэтому он сел за компьютер и принялся писать письмо в известную теперь всему городу организацию TrickOrTreat. Как оказалось, написать им не составляло труда. На сайте, который из раза в раз блокировали, а он из раза в раз, как феникс, возрождался из пепла и появлялся снова на просторах Интернета, в разделе контактов был адрес электронной почты для связи. Видимо, какой-то защищенный ящик.
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 48
