Книга Жених для васконки - Виктория Мельникова

Закрыла глаза, отдаваясь теплым убаюкивающим волнам воображения.

Для начала заменим тусклые стены на яркий шатер. Мягко качнулась полосатая ткань, словно снаружи был ветер, прогнулась, затрепетала и запахло конским потом с «улицы». Потолок тоже преобразился — теперь он конусом уходил вверх и из-под самого купола спускались разные веревки и даже обруч. Будто из ниоткуда поднялись жесткие скамейки, полукругом идущие вокруг площадки для выступления, наспех сколоченные прямо во дворе шатра.

На самом краю арены четверо жонглеров подкидывали в воздух маракасы, иногда ритмично ударяя ими, пока скрипка резкими звуками задавала основное настроение посетителям. Выступление артистов еще не началось, но меня охватило волнение. Какое чудо я увижу сейчас? Я «стояла» на бортике арены и с наслаждением вслушивалась в гул толпы, ожидающей представление. Особо нетерпеливые дети притопывали в такт маракасам. Повторяющийся резкий звук музыки шел словно из под земли, заставляя чувство восторга вибрировать где-то в области горла. Да, это был именно тот восторг: чистый, незамутненный, который бывает только у детей. Я поднялась на цыпочки, хотя даже это не помогло бы мне разглядеть, что же творится на противоположной от меня стороне, скрытой от посторонних глаз.

В центр арены вышел ведущий, но я его не слышала — слова потонули в радостных криках толпы. Мужчина поднял руку и легкая шторка, отделяющая внутренние помещения цирка от зрительского зала, взметнулась крыльями бабочки и оттуда вылетели всадники на лошадях. Наездники были черноволосые, загорелые едва ли не до черноты, с крупными носами, один вид на которые не оставлял сомнений в том, кто сейчас выступает. Горцы! Мои соотечественники! В национальных нарядах, мужчины смотрелись более чем сказочно.

Мимо меня пронеслись лошади, едва не скинув с парапета. Но я-иллюзорная с интересом посмотрела вслед двум юношам, которые делали круг почета, неся наши, горские флаги. Знамя развивалось от скорости не хуже чем на ветру, позволяя разглядеть солнышко над горами.

Мгновение и юноши взвились в седлах, сначала выпрямив ноги в стременах, а потом и поднимаясь на носках на спину животного. Горцы переплели руки, а животные все так же и неслись по арене. Ап! И вот уже отпустив предплечье собрата, юноша скользит по седлу, едва касается земли и снова взвивается вверх, отталкиваясь от земли. Ап! Второй васконец держится за край седла, держа корпус тела вертикально вверх.

Люди вскакивают со своих мест, стараясь рассмотреть каждую мелочь и…

— Твою ж мать…

Я вздрогнула от тихого шепота, набатом прозвучавшем в моих ушах, и открыла глаза, удивленно разглядывая «застывший» класс и восхищенных студентов.

— Месье Тосвел! — укоризненно покачал головой месье Оливье, по-моему, ему было жаль, что он не «досмотрел» выступление до конца.

Самый низкорослый юноша, которого я вначале даже посчитала младшекурсником, густо покраснел. Менталист встал и поклонился мне, извиняясь за грубость.

— Прошу прощения, мадемуазель Эвон.

— Это была не иллюзия, — протянул с сомнением месье Гарт.

— Совершенно верно, — кивнул месье Оливье, — мадемуазель Эвон всего лишь мечтала.

— Но… амулеты ведь на нас, — неуверенно подал голос месье Тосвел, проверяя на всякий случай этот факт, — так почему?

— Потому что мадемуазель Эвон всецело отдается своим фантазиям. Верит в них, чувствует их, ощущает. И щедро делится с нами. И да, мадемуазель, это было прекрасно.

— И как можно блокировать мадемуазель Эвон без амулета, если уж сейчас…

— А вы думали, месье Андрэ, что попасть в отряд месье де Грамона будет так легко? Присаживайтесь, мадемуазель Эвон. Надеюсь, я однажды увижу ваши знаменитые иллюзии. Говорят, они как живые.

Студенты с кислыми лицами переглянулись.

Я же поспешила на «свое» место. Я не чувствовала удовлетворения от подобных слов учителя. Я хотела похвалиться, мне это удалось, но если подумать хорошенько, я ничего особенного не сделала! Мечтать легко, все мечтают. Так почему у менталистов это вызывает такой восторг? Мне стоит серьезно подумать над этим вопросом

— И все же некий механизм противодействия наведенным чувствам есть, хотя и не у всех получается им воспользоваться. Открывайте тетради, запишем. Необходимо представить равную по эмоциональном накалу картинку. Мужчинам, кстати, обычно это проще, ну вы понимаете, — усмехнулся учитель, но тут столкнулся с моим недоумевающим взглядом и закашлялся, — вопрос конечно в том, чтобы суметь это сделать, пока чужие чувства не затянули вас окончательно. Я вот, каюсь, сейчас не успел, хотя мадемуазель Эвон далеко до легендарных «мечтателей».

— А почему мужчинам проще? — удивленно спросила.

Я как раз наоборот слышала, что у девушек более яркая фантазия и уж явно я смогу придумать более яркую «анти-эмоцию». Юноши в классе захихикали, словно я сказала что-то смешное, но я ведь точно знаю!

— Эм… мадемуазель Эвон… — учитель замялся, словно не хотел открывать какой-то секрет, но разве не для того я тут, чтобы учиться? — Кстати, а где Отис?

Студенты несколько неуверенно заозирались, словно только сейчас заметили, что таинственного Отиса не было на уроке.

— И все-таки… — упрямо начала я, ведь знания менталистов мне нужны, чтобы спастись от спанских шпионов, а учитель устроил какие-то тайны!

Внезапно дверь с грохотом открылась и в проеме появился… Персефорест.

Я часто заморгала, удивленно смотря на ожившую мечту. Пять лет я зачитывалась «Рыцарями вольных чертогов» и все это время я тщательно вырисовывала в своей голове портрет героя. Если я когда то и представляла Персефореста, то именно так. Высоким, темноволосым… с блестящим влажным взглядом. Мой месье Персефорест был идеальным. Я гордилась его образом и даже как-то создала иллюзию для Армель. Маркиза ходила вокруг моего рыцаря и восхищенно цокола языком, что совсем не подходило благородной даме, но я бы тоже реагировала подобным образом на ее месте.

И вот… Персефорест стоял передо мной! Живой!

Юноша улыбнулся.

Сердце остановилось на мгновение и весь мир вместе с ним. Что бывает, когда оживают сказки? Тайные мечты, что нашептывали колодцу желаний… это было похоже на падение, когда все вокруг сворачивается жгутом холодка где-то в животе. А потом мир снова закрутился, то уходя по дальней стороне спирали, то сжимаясь до крошечной точки в моем сознании. Замелькали проносящиеся мимо картинки из «Рыцарей»: вот Персефорест в лесу, сражается с огромными пауками, вот на турнире, ловит цветы от прекрасной дамы, а вот… образ за образом, превращаясь в единое смазанное пятно всех приключений прославленного воина.

За моей спиной застонал один из учеников, а месье Оливье схватился за виски.

Юноша в дверях изрядно побледнел, порождая в моем сознании новые картинки: Персефорест лежит на кровати раненый и я… я у изголовья его кровати, едва успеваю менять холодные компрессы.