Благодатное настроение исчезло, как по волшебству. Он смотрел в упор, прожигал взглядом, заставлял пылать. В груди заныло, как и под ложечкой. Альбина знала это чувство если и голода, то совсем иного вида.
- Я не собираюсь об этом думать, - спокойно встал, вышел из-за стола и посмотрел в упор. Альбина нервно вздохнула и облизнула губы. Снова этот зуд в губах, почти нестерпимый.
- Зря-зря, - фыркнула. – Тебе бы пошло на пользу!
Она играла с ним, проверяя границы, как кошка лапой воду, готовая в любой момент отскочить или наброситься с шипением и выпущенными когтями.
Миша сделал стремительный шаг, подошёл ближе, надавил горячей ладонью на шею с обратной стороны, точно как кошку за холку, и придвинул к себе, близко. Ещё ближе. Вынуждая смотреть на себя. Шее стало больно, только это вряд ли интересовало Михаила, напротив, он радовался этому. Похоже, ликовал. Смотрел взглядом победителя. Альбина усмехнулась, медленно выдыхая, возвращая точно такой же взгляд. Победительницы.
Глаза в глаза. Прожигая. Пронизывая. Насквозь. Взаимно. До дрожи, трепета, ожога.
- Ты стерва, милая, - это Михаил прошептал уже в губы.
- От дряни слышу, - успела ответить.
Губы обожгли сильнее взгляда. Михаил, не проявляя деликатности, впился губами в губы, тут же проталкивая язык и надавливал сильнее на шею. Альбину подбросило от боли, а потом впечатало в мужское тело. Приоткрыла рот, интуитивно, ведь не хотела уступать, и тут же сдалась на волю победителя. С Мишей так всегда, при этом Альбина никогда не чувствует себя проигравшей стороной.
Губам было больно и невыносимо сладко, захныкала, руки сами скользнули по хлопку мужской сорочки на груди, потом поднялись к голове и потянули за волосы, сильно. Шипение со стоном было ответом на женское вероломство.
- Милая, - рвано, будто задыхаясь, проговорил Миша.
Руки Миши проникли под футболку, обнаружили отсутствие бюстгальтера, впрочем, Альбина была уверена, это он заметил сразу. Она и не поспешила исправить ситуацию. Футболка просвечивала, и это её устраивало. Сдавил сосок, чувствительно, прокрутил, то же самое проделал со вторым. Подтолкнул Альбину к стене спиной, чтобы захватить в плен собственным телом, вжать в себя, не давать вздохнуть, выдохнуть, обездвижить, лишить воли.
Есть выражение «сладкий плен». Выглядит это именно так, в руках Михаила Розенберга. И Альбина не спешила вырываться из этого плена, она требовала продолжения. Немедленно. Здесь и сейчас.
- Не терпится? – Михаил выдыхал слова в горячую кожу шеи и плеч, проводил языком, пробуя вкус, запах, тепло, громко вдохнул, - Терпение – добродетель, говорят.
Не любимая Альбиной добродетель, не рядом с Михаилом. Она не была терпеливой, она постанывала, тянула на себя, без жалости и милосердия, вцепилась в шею, оставив следы, провела ногтями по уже обнажённой груди и там оставила красную полосу. Как кошка пометила свою территорию, жадно. Так же с жадностью отвечала на поцелуи, прикусывая в исступлении уже неконтролируемого желания.
Михаил не спешил, растягивал удовольствие или издевался. Одним движением поднял на руки, прижал к себе, одновременно вжимая в твёрдое тело с почти неконтролируемой силой, и быстрыми шагами достиг кухонного стола. Мелькнула мысль, что не стоит здесь, холодная поверхность, соприкоснувшаяся с оголённой кожей, подтвердила сомнения, но поцелуй тут же отвлёк.
Миша стоял у стола, одной рукой придерживал её за поясницу, сжимая руки на запястьях, не давая вырваться, будто она бы стала, а пальцами другой поглаживал между ног, обходя самые чувствительные места, как издеваясь, не давая разрядки. Альбина захныкала. Ей было необходимо кончить. Завершить этот раунд. Признать ничью, не поражение.
- Чего ты ждёшь? – прошептала в раздражении, со стоном, почти умоляя.
- Наслаждаюсь твоим нетерпением, - уголок губ нагло пополз вверх, демонстрируя преимущество, победу в этом не озвученном споре.
- Катись к лешему! – Альбина прошептала в грудь, прежде чем пройтись по соску губами, а потом и зубами. Акт вандализма, на опережение. Победный вдох, перемешанный со стоном Михаила. Он сдавался? Нет?
Немного ослабил хватку, чем Альбина тут же воспользовалась, вырвала руку и потянулась к ремню на брюках. Никакого сопротивления, лишь жадный взгляд сверху. Член Михаила стоило бы увековечить в веках, вот таким, вздымающимся, победителем, не терпящим отказа. Гладкий, горячий, почти стальной, не будь настолько чувствительным. Всего-то мокрым пальцем по головке провела, а дёрнулся в нетерпении, налился сильнее, словно это было возможно.
Провёл горячей головкой по складкам, снова игнорируя самые чувствительные места, заставляя просить. Альбине стало всё равно, она стремилась к своей цели, ёрзала, пыталась вывернуться, заставить проскользнуть, а он снова крепко держал, дразнил, уходил.
Готовая принять собственное поражение, стонущая, она только и могла, что осыпать мелкими поцелуями куда достанет и иногда покусывать. Михаил сдерживал любое движение, с силой, до боли. И это сводило с ума. Лишало воли, силы, разума, оставалось только вожделение, а потом и похоть.
- Готова, милая, - Михаил не спрашивал, он утверждал.
Одной рукой придержал, ему достаточно и одной руки, другой достал серебряный квадратик, мелькнули знакомые буквы. Альбина закрыла глаза, только для того, чтобы почти сразу распахнуть от пронизывающего наслаждения. Сразу. Кружащий, удерживающий оргазм ждал этого толчка, как приказа. Михаил гасил громкие стоны губами, как и руками сдерживал движения. Стоял, давая прийти в себя, найти на той же кухне, с тем же мужчиной. Только потом, когда стихла пульсация, начал движения, сильные, размашистые, бесконечно долгие.
Альбина не замечала, что её держат, она принимала то, что ей дают, была рада этому. Проиграла? Нет. Выиграла. Вышла победительницей. И уже ликовала, праздновала победу, когда Михаил её бесцеремонно развернул, распластал по столу, впечатав в гладкую поверхность. Прохлада отозвалась болью в чувствительных и влажных от алчущего мужского рта сосках. А потом нанизал, как бабочку на иголку. Наколол, припечатал ладонью, вдавив поясницу, с силой шлёпнул по ягодице. Альбина вцепилась в края стола, прижалась щекой, резко выдохнула и больше ничего не помнила. Только головокружение и мелькающие мушки перед глазами. Только то, о чём она не хотела думать, знать, помнить.
Глава 9. Михаил
Тридцать первое декабря, шесть вечера, время идти домой. Год практически подошёл к концу, на пороге стоял новый. Граждане суетились, кто-то в спешке покупал продукты к праздничному столу, отложив на последний момент, кто-то бежал домой с работы, были и те, кто неспешно куда-то шёл, может быть, их никто не ждал, не было неотложных дел и не отданных долгов.
Михаила ждали, дома. Несмотря на то, что львиная доля подарков уже была получена детьми, распакована, сладкие съедены, а игрушки разбросаны по квартире, новогоднюю ночь малышня ждала с нетерпением. Они ещё верили в чудо, в Деда Мороза, в обязательные подарки под ёлкой, и Михаил был их добрым волшебником. Баловал, позволял не спать до полуночи, слышать бой курантов, выводил ночью на улицу, через проходной двор, к скверу и запускал там фейерверки, а потом под ёлкой находились подарки.
