Книга Безрассудная любовь - Татьяна Милях

Окутанный морозной дымкой театр встретил бесшабашную мужскую компанию весёлым светом свечей, приятным теплом и мягкими звуками оркестра. Ненадолго задержавшись у гардероба, господа, прислушиваясь к доносящейся со сцены зажигательной арии, прошли в ложу.

Фигаро здесь, Фигаро там, Фигаро здесь, Фигаро там,

Фигаро вверх, Фигаро вниз, Фигаро вверх, Фигаро вниз, -

пел глубокий баритон, непонятно, каким образом умудряясь произносить слова, поспевая за сумасшедшим темпом мелодии.

Зрители наслаждались музыкой и голосом певца, но внимание друзей больше привлекали присутствующие в театре дамы. Зал напоминал ухоженную оранжерею, благоухающую изобилием диковинных цветов и мерцающую всполохами драгоценных камней. Высший свет, соревнуясь собственным достатком, приходил сюда не только приобщиться к искусству, но и показать себя и посмотреть на других.

С интересом разглядывая публику, Сергей Дмитриевич выискивал знакомые лица, когда в ложе напротив в седоватом человеке узнал графа Новицкого, но Шелестова более заинтересовал не сам господин, а его спутница. Элегантно одетая женщина, благосклонно позволяя графу держать себя за руку, увлечённо следила за спектаклем. Музыка меж тем сменилась, и дама грациозным поворотом головы отвлеклась от сцены и что-то прошептала на ухо мужчине. Новицкий поцеловал руку женщины, и она, тонко улыбнувшись, устремила взгляд на сцену. Граф тут же последовал её примеру.

Шелестов растерялся. Это точно была Мари, но в то же время в изысканной аристократке не осталось ничего от водевильной певички. Благородная грация, породистое величие сквозило во всём её облике, и Сергей Дмитриевич даже засомневался. «Может, мне почудилось, и женщина просто имеет некое сходство с мадмуазель Катуш?» – Хмурясь, он рассматривал даму, не желая верить своим глазам. Но от размышлений князя отвлёк необычайно нежный голос, и он тоже перевёл взгляд на сцену.

Своим броским нарядом, белыми буклями парика и размалёванным личиком певица походила на разнаряженную куклу. Под всем этим антуражем возраст актрисы разобрать было невозможно, но что-то в её облике завораживало, и Шелестов не мог понять что. «Наверное, голос», – решил князь для себя, и всё своё внимание переключил на певицу. Вскоре Сергей осознал, что голос исполнительницы поражает вовсе не силой и мощью, а скорее искренней душевностью. Он звучал переливом хрустальных колокольчиков, перекатывался журчанием чистого ручейка, вздрагивал весёлым звоном весенней капели, и всё это выплёскивалось с такой лёгкостью и простотой, что казалось, девушка сама и есть музыка. Слова, сливаясь с мелодией, растекались по залу, и от исполнительницы невозможно было оторвать глаз.

Что мне власть опекуна,

Ведь она мне страшна.

Всё равно каким путём

Я поставлю на своем.

О, Линдор, друг нежный мой,

Не расстанусь я с тобой.

Ты мне дорог, ты любим,

Все преграды мы победим!

– Пьер, это и есть мадмуазель Легран? – склонившись к уху друга, спросил Шелестов.

– Наверняка… – отозвался Белозерский.

– Хороша, – отметил Вересов.

– Ну что, после спектакля идём знакомиться? – улыбнулся Белозёрский.

– Определённо, – согласился Серж.

Стоило занавесу опуститься, как товарищи покинули взорвавшийся аплодисментами зал и, вооружившись купленными в фойе букетами, направились за кулисы. Каждый из мужчин стремился высказать мадмуазель Легран личное восхищение, но дверь в гримёрку перегородил здоровый детина.

– Не велено пущать. Мамзель никого не принимает, – прогудел охранник.

– Ты кто ж такой? – сдвинул брови Шелестов.

– Харитон я. При театре служу, подтащить чаво али исправить…

– Это кто ж тебе дал право господ до актрисы не пускать? – нахмурился Белозерский.

– Прочь с дороги, дурень! – разозлившись, попытался отстранить мужика Вересов, но тот лишь повёл богатырскими плечами, продолжая стоять, словно скала.

– Так господин Кошелев и велел, – хмыкнул детина и с высоты своего роста взглянул на скачущего перед ним поручика. – А вы, барин, не шумите. Зря стараетесь. Не станете же вы дверь к барышне ломать? Она же на ключ заперта, – невозмутимо проговорил Харитон и развёл руками. – Уж извиняйте, господа хорошие. Моё дело маленькое… Мне сказали не пущать, я и не пущаю.

Оценив твердокаменную стать мужика, друзья немного потоптались и отправились восвояси. Раздражённо сложив губы, Шелестов шагал первым, но, неожиданно остановившись, повернул в другую сторону. Товарищи, догадавшись, куда направился князь, последовали за ним, и, отворив дверь с табличкой «дирекция», компания ввалилась в небольшую комнатку.

– А, Сергей Дмитриевич! Рад видеть в добром здравии, – радушно поднялся из-за письменного стола Кошелев и вышел на навстречу визитёрам. – И вас, господа, – он раскланялся.

– Что же ты, Трофим Акимович, говоришь, рад, а сам актёрок своих взаперти держишь? – с порога фыркнул князь.

– Простите, Ваше Сиятельство, – почтительно поклонился Кошелев. – Но то условия контракта. Я не могу его нарушать, – широко развёл руками антрепренёр.

– Какого такого контракта? – нахмурился Шелестов.

– Видите ли, по договору наша новая примадонна не должна встречаться с поклонниками. Я ничего не могу сделать, –  пожал плечами Трофим Акимович и признался. – Честно говоря, я даже рад такому пункту. Я не хочу в самый разгар сезона потерять актрису, как это было с мадмуазель Катуш.

– И вы заперли мадмуазель Легран? – возмутился Белозёрский. – Словно крепостную?!

– Отнюдь, – сделал невинные глаза антрепренёр. – Мадмуазель Легран сама выставила такое условие. И я был вынужден внести подобный пункт в договор. Иначе накануне сезона мог остаться без «Розины». Простите господа, но ничем не могу помочь, – он  театрально покачал головой.