Станция, которую принимал Дмитрий, вдруг начала хрипеть, звук поплыл, и водитель поспешно включил автонастройку. Владлен Михайлович почти не обратил на это внимания, погруженный в свои мысли, но тут колонки у него за спиной хрюкнули, и густой бас взревел прямо у него над ухом:
– Люди гибнут за металл!
Владлен Михайлович вздрогнул от неожиданности, просыпав на колени немного пепла из трубки, и выругался, что случалось нечасто. Дмитрий, не дожидаясь распоряжения, торопливо выключил радио, оборвав на полуслове голос дикторши, сообщившей, что прозвучала ария Мефистофеля из оперы «Фауст». В наступившей тишине стал слышен тихий рокот мотора и свист воздуха, обтекавшего кабину «лексуса». На всякий случай водитель даже выбросил в окошко недокуренную сигарету и помахал ладонью перед носом, разгоняя дым.
«Да, – подумал Владлен Михайлович, – люди гибнут за металл. Раньше гибли и сейчас продолжают гибнуть. Правда, сейчас они чаще рискуют головой за зеленые бумажки, да оно и понятно: людей на свете стало больше… И, однако же, находятся умельцы, которые ухитряются погибнуть именно за металл…»
Самарин перестал сопротивляться, и память немедленно включила свой трескучий проектор, запустив затертую до дыр ленту воспоминаний. Владлен Михайлович терпеливо ждал, и вскоре из неразборчивой мешанины прокуренных кабинетов и слякотных улиц выплыло небритое испуганное лицо, чем-то неуловимо похожее на кроличью морду, – портрет одного из тех самых умельцев, которые даже в наше время ухитряются погибнуть за металл. Второго умельца Самарин не помнил по той простой причине, что к моменту их знакомства над этим, вторым, уже успели основательно потрудиться представители местной фауны, так что лица в привычном понимании этого слова у него попросту не было.
Эти два умельца оказались на поверку не такими уж умельцами. Будь это не так, подполковник Самарин в свое время сделался бы полковником, после чего его с подобающими почестями проводили бы на пенсию. Не было бы ни туристического агентства «Москвичка», ни прогулочных пароходов, ни собственного автопарка, ни трехэтажного особняка в Москве, ни счетов в Швейцарии – ничего из того, что бывший подполковник Самарин привык считать своим.
Самарин выдвинул встроенную в подлокотник пепельницу, выбил в нее трубку, прочистил ее и снова начинил табаком. «Ну и ладно, – подумал он. – Пусть будет вечер воспоминаний. На то и дорога, особенно вот такая, как эта, где и смотреть-то не на что. Унылый пейзаж… То ли дело у нас!»
Он поймал себя на том, что «у нас» означает не подмосковные перелески, а совсем другие места – безлюдные, по-настоящему красивые той дикой, непокорной красотой, которая характерна для неосвоенных земель. Он вспомнил эти порожистые ледяные реки, дикие скалы, на которых чудом держатся кажущиеся неистребимыми деревья, щетинистые от леса вершины сопок и тихие распадки, по дну которых бегут кристально чистые ручьи… И небо, черт побери, какое там небо! Самарин подумал, что никогда больше он не видел такого чистого, высокого и необъятно огромного неба, как там.
Владлен Михайлович с некоторой опаской покосился на водителя, словно тот мог ненароком подслушать его мысли. Тогда ему наверняка не миновать клейма старого маразматика, а заработав такое клеймо, остается только закрыть дело к чертовой матери и отправляться с удочкой на Клязьму. Но это была конечно же чепуха: Дмитрий смотрел на дорогу, полностью сосредоточившись на том, чтобы не уснуть. Он снова закурил, и Владлен Михайлович недовольно поморщился, но тут же спохватился, вспомнив, что сам недавно разрешил водителю курить без спроса.
Точно так же он сказал и тогда, много лет назад:
«Кури, кури, не стесняйся. Накуривайся впрок».
И тот слизняк дрожащей рукой вытянул из голубой пачки с изображением самолета сигарету и вставил ее в прыгающие губы. А руки у него тряслись так, что он долго не мог попасть кончиком сигареты в огонек спички. Помнится, он пытался уйти в несознанку, и пришлось-таки разок влепить ему по башке. Конечно, ударить можно было и полегче, но уж очень разозлил подполковника Самарина этот неудавшийся ловкач. Весь стол был в кровище, но зато рассказ у него получился подробный и обстоятельный…
Глава 6
Места вокруг Красноярска были такие, что заезжее начальство, вывезенное по старой традиции на охоту, на неделю уходило в запой от кислородного отравления и общего восторга.
Но тем двоим было мало близлежащих красот: их тянуло в места дикие и неизведанные. Каждое лето эта парочка психов садилась в поезд и по приходящей в полный упадок Байкало-Амурской магистрали отправлялась к черту на рога, почти к самой китайской границе. Видимо, им не давала покоя знаменитая песня, в которой упоминались Шилка и Нерчинск. Они облазили вдоль и поперек и Шилку, и Нерчу, и Аргун и, насколько понял подполковник Самарин, не раз хаживали берегом Амура, умело уклоняясь от встреч с редкими пограничными патрулями.
Называлось это у них «поехать на охоту». Оба исправно платили членские взносы в общество охотников и рыболовов и действительно постреливали, продираясь сквозь приамурскую тайгу. Стреляли они, впрочем, не столько для развлечения, сколько ради добычи пропитания, – такая у этих кабинетных придурков была игра. Оба работали в каком-то НИИ научными сотрудниками, носили по моде шестидесятых норвежские бородки и полагали себя нигилистами, диссидентами и вообще корифеями духа. Разумеется, местному населению они представлялись парочкой идиотов, у которых обе ноги левые, но на протяжении многих лет их рискованные прогулки безнаказанно сходили им с рук: проводники из местных заламывали совершенно несуразные цены, получали свои денежки чистоганом и честно отрабатывали их, в конце концов доставляя бородатых стрелков со всеми их пожитками в более или менее цивилизованные места точно в оговоренный заранее срок.
Выслушав эту часть рассказа, подполковник Самарин решил, что дуракам везет, и предложил своему собеседнику продолжать.
Выяснилось, что даже дуракам везет лишь отчасти: в последнюю их поездку, которая и закончилась для одного из них знакомством с подполковником, они забрались в совершенную глушь и наняли проводника в полузаброшенном селении на одном из безымянных притоков Амура. Выдавая проводнику аванс, они неосторожно засветили толстую пачку денег, и судьба их была решена.
Проводник, по счастью, не обнаружил в себе таланта к мокрым делам и потому попросту испарился в одну из ночей, прихватив с собой все деньги, часть продуктов и одно из ружей – дорогую заграничную вертикалку вместе с патронташем. Компас этот умник спер тоже. Ему он был совершенно не нужен, но вот клиенты его без компаса были все равно что слепые котята.
На третий день своих блужданий по лесу очкарикам посчастливилось набрести на реку, и у них хватило ума сообразить, что река приведет их к жилью или хотя бы к Амуру, по которому время от времени проплывают суда и на берегах которого, опять же, имеется людское жилье.
На этом предыстория заканчивалась, и начиналась собственно история, которая вызвала у подполковника Самарина неподдельный интерес.
