Она восхищалась Киром. Как достойно он выносит это испытание, ни взглядом, ни словом не показывая, что предпочел бы другое занятие, а не обед с местными «шишками», как он выразился ранее.
— Останься со мной, — повторил он, понизив голос до хриплого шепота и сверля ее глазами. — Ты мне нужна здесь… не бросай меня.
Сомнений в том, что он проведет ночь с Джорджией, у Кира не было.
К черту условности! Его сопротивление чарам Джорджии находится на нуле, и в течение всего обеда он ловил себя на мысли, что думает исключительно о ней.
Но и своими обязанностями хозяина он не пренебрегал. Рассказывал про благоустройство дома и парка, поддерживал беседу о местных делах, улыбался и был терпелив, хотя после того, что сказал полковник о Джорджии, дал всем понять, что не допустит расспросов о ней и о том, почему она сидит за столом рядом с ним.
Слава богу, вечер закончился, и довольные гости разошлись после обильного угощения по домам, сделав Киру массу комплиментов по поводу и дома, и парка.
— Твой отец гордился бы тобой, мой мальчик! — заявил на прощание полковник, ухватив Кира за больную руку, отчего тот едва не взвыл.
Это замечание вызвало у Кира ироническую усмешку, он очень сомневался в том, что Джеймс Страхан почувствовал бы гордость за его успешные труды в Глентейне.
Но, честно говоря, ему было безразлично, что подумал бы о нем отец. Отец умер, и теперь хозяин поместья — он, и будет управлять по-новому.
Кир сказал Джорджии, чтобы она шла к себе, а сам появился в ее спальне чуть позже.
Она стояла, освещенная желтым светом прикроватной лампы. На ней был тот же короткий тонкий халат, что и в ночь его возвращения из Нью-Йорка. Памятная грозовая ночь…
Джорджия бросила, на него смущенный взгляд и сказала:
— Сегодня прохладно, правда?
— У меня есть кое-что, чтобы согреться. — Кир показал ей бутылку коньяка, которую захватил из гостиной вместе с двумя хрустальными стаканами.
Он поставил бутылку и стаканы на низкую дубовую тумбочку около кровати, и снял галстук.
Сердце его от нетерпения билось часто-часто.
А Джорджия возбудилась даже от звука шелка, скользящего по накрахмаленному воротничку. Она уже знала, какие упругие мышцы скрываются под дорогой модной рубашкой, и вспомнила, каково ощущать тяжесть крепкого тела, вжимающего ее в кровать. И еще она знала, что не в состоянии скрыть желание, которое переполняло ее.
Щеки у нее лихорадочно горели, и, чтобы не показать смущение, она затараторила:
— Еда была великолепная, правда? Мойра превзошла себя… все было абсолютно…
— Вот… выпей.
Он передал, ей стакан с темно-коричневым коньяком, а длинные пальцы на секунду задержались на ее руке.
Джорджия покорно поднесла стакан к губам. Жгучий напиток обжег не только рот, но и желудок, и по всему телу разлилось приятное тепло.
— Как вкусно. — Джорджия сжимала толстый хрустальный стакан в ладони и искоса поглядывала на Кира.
Гости собирались уходить, когда он прошептал ей на ухо, что хочет провести с ней ночь, и она не сразу смогла выйти из-за стола — у нее затряслись колени. И теперь они стоят в едва освещенной комнате, и от мягко падающего света его красивое лицо выглядит еще более неотразимым.
Джорджия поняла, что обратного пути у нее нет и она опять не сможет сопротивляться его взгляду, его телу и завораживающему голосу Ей хотелось, чтобы боль, которая порой проглядывала в его потрясающих глазах, исчезла.
Теперь, когда она узнала причину этой боли, ей еще сильнее захотелось ее умять.
— Что на тебе под халатом? — весело осведомился он, насмешливо изогнув темную бровь. — Если ты хочешь осчастливить покоренного тобой мужчину, то поскорее скажи, что там не слишком много одежды.
Он снял пиджак и стал расстегивать пуговицы на рубашке.
— У меня там ничего нет.
— На самом деле? — Кир, улыбаясь, медленно приблизился и забрал стакан с коньяком из ее руки. Поставив его рядом со своим на дубовую тумбочку, он хрипло произнес: — Распахни халат… Я хочу полюбоваться на тебя.
Увидев ее смущение, он сжалился:
— Может, так будет удобнее. — Он наклонился и выключил лампу, так что единственный свет исходил от серебристой, почти полной, луны, видневшейся в открытом окне.
Джорджия с легким вздохом развязала пояс на халате.
Она стояла неподвижно, а Кир смотрел на мягкие округлости груди и гладкий плоский живот. Свет луны падал на длинные темные волосы, вьющимися прядями рассыпавшиеся у нее по плечам.
Она достойна сонета!
— Еще будут указания? — пошутила она, но Кир заметил дрожь, пробежавшую по ее телу.
— Да… Сбрось халат и ложись в постель, — улыбнулся он.
Кир быстро снял оставшуюся на нем одежду, успев разглядеть заманчивую, похожую на персик женскую попку, мелькнувшую в молочных лунных отсветах до того, как Джорджия нырнула под одеяло.
Господи, как же сильно он ее хочет!
Когда он очутился с ней рядом, у Джорджии исчезли остатки нерешительности, и она тут же обняла Кира.
А Кир… За всю свою жизнь он ни разу не испытал волнующего ощущения от того, что возвращается в родной дом. Сейчас на душе было тепло и радостно, Кир чувствовал, что поступает правильно.
Он отыскал в темноте губы Джорджии и с жадностью припал к ним, вкушая только ей присущую сладость.
И давящий груз забот и тревог, словно по волшебству, исчез.
— Спасибо, что осталась со мной, Благодаря тебе я смог это вынести, — выдохнул он, глядя на ее возбужденное лицо. — Прости за дурацкую выходку полковника. Он — старый приятель отца и, как ты могла понять, со своими допотопными взглядами застрял в средневековье.
— По-моему, естественно, что друзья и знакомые хотят, чтобы ты ухаживал за девушкой из твоего окружения, — с неуверенной улыбкой произнесла она, и в ее глазах промелькнуло сомнение.
— Это никого, кроме меня, не касается! — грубовато ответил Кир. Не хватает еще, чтобы она подумала, будто он подвержен чужому влиянию.
— Кир, это и меня касается, не забывай.
— Я не вправе забывать, Джорджия, и никогда не забуду. Обещаю.
Он снова прильнул к ее губам, но Джорджия положила ему руку на грудь и остановила его.
— Ты сегодня был удивительный, — прошептала она, перебирая темные шелковистые колечки волос у него на груди. — Образцовый хозяин дома и лэрд. Ты преобразил Глентейн, и без тебя это было бы невозможно.
— Я никогда не хотел сюда возвращаться и никогда не думал, что вернусь. — Он слегка нахмурился.
— Но ты ведь вернулся, и все будет хорошо. Разве ты сам этого не знаешь?
