Пробудившись на заре, небольшого роста юркий человечек по имени Блодивар закричал от ужаса, обнаружив, что четверо товарищей, лежащих подле него в парусиновом коконе, вовсе не спят: горло у всех перерезано от уха до уха, и страшные раны зияют, словно чудовищные улыбки. Когда проснулся весь лагерь, обнаружилось страшное. Все пять парусиновых коконов пребывали в том же состоянии — были мертвы все, кроме одного. Печальный итог: двадцать два трупа, неизвестные убийцы пощадили только по одному солдату из каждой группы. Когда же подле костров нашли двоих дозорных, предательски заколотых, с кинжалами в спинах, стало ясно, как такое могло случиться.
Поступить так мог только законченный садист, и это усугубляло угнетенное состояние солдат. Теперь люди изнывали не только от боязни погибнуть — каждый покрывался холодным потом от мысли, что поутру может пробудиться в объятиях закоченевшего трупа своего товарища и, открыв глаза, увидеть маску смерти...
Хотя на первый взгляд казалось, будто злодеяние совершил безумец, Мэйс быстро понял, что это отнюдь не так. Психологическое оружие, которое применил злодей, было пострашнее кинжала. Солдаты впервые в открытую заговорили о возвращении в родной Даркленд, они уже готовы были отказаться от всего, завоеванного с таким трудом и такой ценой. Впервые взаимное недоверие и страх проявились открыто. Если отряд в таком состоянии пустится в путь, то вскоре вспыхнет самая настоящая резня.
Однако убийцы, вернее, один из них допустил оплошность. Он оставил крошечную зацепку...
— Зито, — сказал главнокомандующий Рихтер, — ты встанешь вон там и будешь держать в руках лук с натянутой тетивой. Отойди на восемь шагов вот от этого места. — И главнокомандующий начертил на снегу крест. — Мэйс будет стоять за спиною каждого, кого мы подвергнем испытанию, в пяти шагах от креста. Коль скоро кто-нибудь поведет себя подозрительно или же агрессивно, постарайся ранить его, но не смертельно. Если вдруг промахнешься — во что я, впрочем, не верю, — Мэйс сделает все, что нужно, своими средствами.
— Но для чего городить весь этот огород, командир? — спросил Зито.
Он выглядел весьма внушительно, словно так и явился на свет — с натянутым луком в руках.
Рихтер продемонстрировал маленький герб величиной не более ногтя:
— Вот такие штучки обычно прикреплены к кинжалу чуть ниже рукояти по обе стороны лезвия. Мэйс обнаружил это в ране одного из товарищей Блодивара. Наверное, когда убийца наносил удар, эта штука отскочила, а он этого и не заметил.
— Ах вот оно что... Стало быть, потому вы так хотели взглянуть на мой ножичек?
— И теперь ты вне подозрений, Зито. Сожалею, если оскорбил тебя недоверием.
— Да полно, командир! Но мне можете верить. Вы же сами все знаете...
Рихтер вместо ответа похлопал смуглого цыгана по спине, потом подал знак Грегору, юноша тотчас отдернул парусиновый полог и подозвал сержанта Кроулера.
— Ваш кинжал! — сказал Рихтер, протягивая руку.
— С чего это вдруг? — спросил Кроулер.
Глаза его настороженно перебегали с одного лица на другое. Он нервно облизывал губы.
Мэйс, стоявший у сержанта за спиной, сделал шаг вперед.
Зито Таниша поднял лук и прицелился прямо в грудь коренастому сержанту.
— Я приказываю! Извольте подчиниться! — повысил голос Рихтер.
— Но почему цыган целится в меня? Что все это значит? Вы же меня знаете — я преданно и верно служу бок о бок с вами вот уже десять лет...
— Зито, — ледяным тоном произнес Рихтер, — если он в течение десяти секунд не отдаст мне своего оружия, стреляй! Кроулер побледнел, потом медленно протянул Рихтеру свой кинжал.
Главнокомандующий быстро осмотрел оружие и тотчас возвратил его сержанту:
— Примите мои извинения, Кроулер. Убийца оставил метку, а теперь никому нельзя верить. Последнее время вы, надо сказать, тоже ведете себя как-то подозрительно...
Кроулер хмуро сунул кинжал в ножны и пробурчал: у — Только потому, что подозревал вас — и вообще всех подряд!
— Зови следующего! — приказал Рихтер Грегору. Юноша приглашал горцев одного за другим, — и каждый, без учета чинов и званий, подвергался проверке.
Но вот настала очередь солдата по имени Картье — того самого, единственно уцелевшего из семерых, сорвавшихся в пропасть при восхождении. Главнокомандующий сказал тогда, что лишь безумец может так рискнуть собой, именно этот довод отчасти и снял с Картье подозрения в злодействе. Картье отнюдь не был сумасшедшим, но, как оказалось, не был и человеком...
— Могу я взглянуть на твой кинжал? — уже в который раз задал Рихтер свой сакраментальный вопрос.
Из тех сорока человек, что дрогли на ветру по ту сторону парусины, благополучно прошли проверку тридцать два. Рихтер действовал уже чисто автоматически, а в душах проверяющих волнение постепенно сменялось отчаянием. Конечно, пока нельзя было исключить вероятности, что убийца — один из восьмерых, ждущих своей очереди на ветру, но надежда на это таяла с каждой минутой. Возможно, поразительно изобретательным убийцам все же неким непостижимым образом удалось благополучно пройти проверку. Главнокомандующий тоже заметно приуныл.
— Что? Мой кинжал? — недоуменно спросил Картье.
Как и все остальные, он не подозревал ни о предстоящей проверке, ни о том, в чем она будет состоять.
— Да, — кивнул Рихтер. Картье не шелохнулся.
— Это приказ, — возвысил голос главнокомандующий.
— Откуда мне знать, может, все вы тут... — забормотал рядовой.
— Зито! — скомандовал Рихтер и, сурово взглянув на Картье, прибавил:
— Если ты тотчас же не повинуешься, Зито тебя пристрелит.
Картье озирался, глаза его перебегали с Мэйса на цыгана, который отвечал ему ледяным взором. Смуглые руки крепче сжали грозное оружие. Картье невероятно походил теперь на крысу, загнанную в угол, — даже шипел сквозь стиснутые зубы.
Рихтер отступил на шаг.
— Тебе нечего опасаться, если ты не изменник и не убийца. Один взгляд на твой кинжал и...
В мгновение ока кинжал оказался в руках Картье. Он метнулся к главнокомандующему, словно бешеный пес. Лицо его было бесстрастно, зубы оскалены...
В морозном воздухе прозвенела тетива лука Зито. Стрела вонзилась прямо в шею злодея, и тот распростерся у ног Рихтера. Девственно белый снег заливала теперь алая кровь, и вскоре вокруг безжизненного тела растеклась дымящаяся лужица.
Рихтер склонился над телом, собираясь до него дотронуться, но отпрянул — из-под одежды поверженного Картье, расползающейся прямо на глазах, извиваясь, словно диковинные щупальца, устремились к нему сверкающие проводки. Они жадно тянулись к теплу человеческого тела, на глазах удлиняясь и звеня на ветру...
— Что это? — спросил Потрясатель, подаваясь вперед, чтобы лучше разглядеть.
