Я перевёл взгляд на Каулза: вот сейчас он встанет, сейчас подчинится воле гипнотизёра. Вдруг со сцены донёсся вскрик, отчаянный вскрик сдавшегося, обессилевшего в долгой борьбе человека. Мессинджер, весь в поту, рухнул на стул и, прикрыв рукой глаза, произнёс:
– Я не могу продолжать. Здесь, в зале, есть воля сильнее моей. Она мешает. Простите… Сеанс окончен…
Гипнотизёр был в ужасном состоянии. Занавес упал, и публика стала расходиться, бурно обсуждая неожиданное бессилие Мессинджера.
Я дожидался Каулза и его спутниц на улице. Мой друг радовался неудаче гипнотизёра.
– Боб, со мной у него не вышло! – торжествующе воскликнул он, пожимая мне руку. – Не по зубам оказался орешек!
– Ещё бы! – подхватила мисс Норткотт. – Джеку есть чем гордиться. У него очень сильная воля, правда, мистер Армитедж?
– Но и мне туго пришлось, – продолжал Каулз. – Несколько раз показалось – всё, силы кончились. Особенно перед тем, как он сдался.
Вместе с Каулзом я отправился провожать дам. Он шёл впереди, поддерживая миссис Мертон; мы с девушкой оказались сзади. Сначала шли молча, а потом я вдруг резко, вероятно даже испугав её, произнёс:
– Мисс Норткотт, а ведь это сделали вы!
– Что именно?
– Загипнотизировали гипнотизёра. Иначе, наверное, и не скажешь.
– Что за нелепость? – засмеялась она. – Вы, значит, полагаете, будто у меня сильная воля?
– Да. И очень опасная.
– Чем же она опасна? – удивилась мисс Норткотт.
– Я полагаю, что любая чрезмерная сила опасна, если использовать её во зло.
– Что-то вы, мистер Армитедж, из меня какое-то чудовище делаете, – сказала она. А потом, взглянув на меня в упор, продолжила: – Вы меня не любите. И всегда меня в чём-то подозревали, не доверяли мне, хотя я никакого повода не давала.
Обвинение было настолько неожиданным и точным, что я не нашёлся, что возразить. Она же, помолчав, сказала жёстко и холодно:
– Не вздумайте вмешиваться в мою жизнь, мистер Армитедж. И не вздумайте из предубеждения настраивать против меня вашего друга. Не стоит ссорить нас с мистером Каулзом, ни к чему хорошему это не приведёт.
В её словах, в голосе слышалась явная угроза.
– Вмешиваться не в моей власти, но я боюсь за друга, – ответил я. – То, что я видел и слышал, даёт веские основания для страха.
– Ох уж эти страхи… – сказала она презрительно. – Что, интересно, вы видели и слышали? Что-нибудь от мистера Ривза? Он ведь тоже, кажется, ваш друг?
– Ривз никогда не упоминал при мне вашего имени, – сказал я, ничем не погрешив против истины. – Кстати, я должен сообщить вам печальную новость – он при смерти.
И я взглянул на девушку: проверить, какое впечатление произвели мои слова. Мы как раз проходили мимо окон, свет падал на лицо мисс Норткотт. Она смеялась! Да-да, тихонько смеялась, лицо её сияло неприкрытой радостью. Тут я испугался уже не на шутку. С этой минуты я не доверял ни единому слову мисс Норткотт.
До дома дошли молча. Прощаясь, она взглянула на меня предостерегающе. «Не вздумайте мешать мне, это опасно», – читалось в этом взгляде. Однако меня не остановили бы никакие угрозы, если б имелся очевидный способ защитить Баррингтона Каулза. Но какой? Рассказать ему? О чём? Что женихов этой девицы преследует злой рок? Что его невеста жестока? Что в ней таится сверхъестественная воля?.. Для страстно влюблённого Каулза всё это сущие пустяки. Человек такого склада просто не поверит, что его возлюбленная виновата или нехороша. И я молчал.
В рассказе моём наступает перелом. Всё описанное доселе основано на предположениях, логических рассуждениях и выводах. А теперь я, уже как непосредственный свидетель, обязан бесстрастно и точно описать смерть моего друга и то, что ей предшествовало.
В конце зимы Каулз заявил, что хочет жениться на мисс Норткотт не откладывая, вероятно весной. Он, как я уже говорил, был вполне состоятельным человеком, у невесты его тоже имелись сбережения. Причин для отсрочки не было.
– Мы снимем домик на Косторфайне и надеемся, что ты нет-нет да и заглянешь на огонёк, – сказал он мне.
Я поблагодарил, отгоняя дурные предчувствия и убеждая себя, что всё обойдётся.
Недели за три до свадьбы Каулз предупредил меня, что вернётся за полночь.
– Кейт прислала записку. Просит зайти вечером, часов в одиннадцать. Поздновато, конечно, но она, должно быть, хочет обсудить что-нибудь по секрету от старушки.
Каулз ушёл. Лишь тогда я вспомнил о таком же ночном разговоре мисс Норткотт с беднягой Прескоттом – как раз перед его самоубийством. Вспомнился мне и горячечный бред Ривза, о смерти которого по трагическому совпадению я узнал именно в тот же день. Что всё это значит? Быть может, у прекрасной ведьмы есть какой-то секрет, который она непременно раскрывает накануне свадьбы? А может, ей запрещено выходить замуж? Или на ней нельзя жениться? Меня снедало беспокойство. Я наверняка догнал бы Каулза и попытался отговорить его от встречи с невестой – пускай даже с риском потерять его дружбу, – но, взглянув на часы, понял, что опоздал.
И решил не ложиться, а дождаться его возвращения. Подбросил угля в камин, снял с полки какой-то роман… Вскоре, однако, я отложил книгу: собственные мысли, тревожные и гнетущие, занимали меня куда больше. Двенадцать, половина первого, Каулза всё нет. Наконец, уже около часа ночи, с улицы донеслись шаги, потом раздался стук в дверь. Я удивился: мой друг никогда не выходил без ключей. Поспешив вниз, я распахнул дверь и понял, что сбылись мои худшие опасения. Баррингтон Каулз стоял, прислонясь к перилам лестницы, низко опустив голову, – в полнейшем, бездонном отчаянии. Переступая порог, он пошатнулся и упал бы, не обхвати я его за плечи. Так, одной рукой поддерживая друга, сжимая фонарь в другой, я довёл Каулза до нашей гостиной. Он молча повалился на кушетку. Здесь было светлее, чем на лестнице, и, взглянув на друга, я ужаснулся разительной перемене, происшедшей с ним за эти часы. Лицо, даже губы мертвенно-бледные, щёки и лоб в липком поту, взгляд блуждает – короче, другой человек! Он словно пережил какое-то страшное потрясение, глубоко поколебавшее самые глубины его разума и чувств.
– Милый друг, что случилось? – отважился я нарушить молчание. – Надеюсь, ничего ужасного? Ты здоров?
– Бренди! – выдохнул он наконец. – Налей мне бренди!
Не успел я достать графин, как он схватил его трясущейся рукой и плеснул себе в стакан чуть ли не половину. Обыкновенно он был весьма воздержан, но сейчас выпил спиртное залпом, не разбавляя. Похоже, это придало ему сил, щёки слегка порозовели. Каулз приподнялся на локте.
– Свадьбы не будет, – сказал он с нарочитым спокойствием. Впрочем, голос его заметно дрожал. – Всё кончено.
– Ну и не грусти! – попытался я ободрить его. – У тебя вся жизнь впереди. А что, собственно, случилось?
