— Все сходится, — изумленно проговорил Теннисон. — Этот рассказ я слышал от настоящего, первого Декера. Но он мне не так много рассказал, как вы. Он был человеком неразговорчивым.
— Да и я не такой уж болтун, — признался Декер — Но я так поражен, так рад, что вижу людей, своих сородичей, вот у меня язык и развязался.
Они сидели в уютной комнате, обставленной удобной мебелью, на одном из верхних этажей высокого здания. Пол был покрыт толстым, пушистым ковром. На стенах висели картины.
— Спасибо вам, — сказала Джилл, — что вы разыскали для нас такое уютное местечко. Тут все такое чужое кругом, а здесь мы почти как дома.
— Это было не так легко, — сказал Декер, — Но наш главный пузырь просто помешан на гостеприимстве, а потому заставил меня найти жилище, где вам было бы удобно.
— Пузырь у вас главный?
— Ну да, тот, которого вы уже видели, — кивнул Декер. — С таким странным лицом. Их тут много. Пузырями я их зову только из-за своего невежества. У них есть другое название, но на человеческом языке оно совершенно непроизносимо, а буквальный перевод звучит и вовсе нелепо. Тот пузырь, с которым вы имели честь познакомиться, может считаться моим другом, хотя, пожалуй, по вашим понятиям, дружба у нас не совсем обычная. Это непросто объяснить. Я зову его Смоки — «Дымок», из-за того, что у него такое лицо, вроде дыма, хотя, если разобраться, у всех пузырей точно такие же лица.
Когда я разговариваю с ним, то зову его Смоки. Он-то, бедняга, думает, что это, наверное, красивое человеческое имя. Знал бы он, что это значит, обиделся бы, пожалуй. Ну а заметили существо, похожее на сноп, которое сидело рядом со Смоки?
— Заметил, — кивнул Теннисон, — Он за нами пристально наблюдал.
— Это Сноппи — опять-таки это я его так называю. Ближайший приятель Смоки. Он с ним знаком очень давно. Потому он и ближайший. Я с ним знаком не так давно, поэтому я второй по старшинству друг. Словом, у нас триада. У пузырей не принято существовать в одиночку. У них обязательно формируются триады. Что-то вроде братства, содружества, кровного единства — нет, это не совсем точно, но яснее сказать трудно. А старина Сноппи, наверное, напугал вас? Действительно, вид у него странноватый.
— Да уж, — хмыкнула Джилл.
— Но в общем-то он не так уж плох, — сказал Декер. — Когда познакомишься с ним поближе — очень даже ничего. Тут на таких насмотришься, что он по сравнению с ними — просто свой парень.
— А вы, похоже, тут неплохо устроились?
— Не жалуюсь, — кивнул Декер, — Ко мне хорошо относятся. Поначалу я гадал, на каком положении тут нахожусь. Какую роль мне отвели? Беженец я или, не дай бог, подопытный экземпляр? Честно говоря, я так до сих пор толком и не знаю, кто я тут. Но теперь это меня не так волнует, как сначала. Смоки ко мне относится прекрасно, а остальное ерунда.
— По всей видимости, — сказал Теннисон, — дело было так: пузыри взяли за основу ваш портрет, вернее объемное изображение, то есть не ваш, а настоящего Декера, который был там, на корабле, и создали нового Декера, то есть вас. Но… с такого расстояния? Да еще обшивка корабля…
— Вы должны уяснить, — сказал Декер, — что это не просто съемка. О тонкостях технологии я судить не берусь. То есть принцип мне ясен, но как они это делают на практике, не знаю. В первом приближении это можно сравнить с действием сканера, который давным-давно появился на Земле. Сначала его называли компьютерным томографом и пользовались им в основном для сканирования мозга, в частности для обнаружения опухолей. Потом научились исследовать с его помощью другие органы. Это устройство предназначалось для послойной съемки различных органов. Оно как бы рассекало органы, делило их на слои и делало что-то вроде фотографий, хотя это звучит неуклюже, словом, что-то вроде рентгеновских снимков с различной заранее заданной глубиной съемки. Термин «снимки» тоже далек от истины. Данные передавались в компьютер, который сводил полученные данные воедино и выдавал в виде, удобном для чтения. Вот, пожалуй, таким примитивным образом можно описать то, что умеют делать пузыри. Но главное, что они умеют пользоваться этим принципом на очень больших расстояниях от сканируемого объекта. Получаемые данные могут быть использованы для реконструкции любых видов материи. Мне сказали, что в моем случае, помимо данных о моем организме, они собрали информацию и о корабле. Думаю, информация о корабле до сих пор хранится где-то в файлах, и, если возникнет необходимость, они его запросто реконструируют.
— Но Декер, я имею в виду настоящего Декера, — сказал Теннисон, — выбился из своего времени примерно на двести лет. Так он мне сказал. Спасательный катер сохранял его тело в состоянии искусственного анабиоза, пока разыскивал планету, где Декер мог бы выжить. На поиск такой планеты ушло около двухсот лет. А вы, судя по всему, находитесь здесь не более ста.
— Я об этом никогда не спрашивал, — сказал Декер, — Но мог бы в принципе догадаться. Видимо, пузыри не сразу взялись за мою реконструкцию. У них накоплено колоссальное количество информации. Наверняка некоторые данные хранятся в файлах по нескольку сотен лет. А до кое-каких у них и руки, если можно так выразиться, не доходят.
— Сто лет, говорите? А сколько же вам, простите, было, когда все это случилось? Около сорока, не больше? Не похоже, что вам сто сорок, — мне, по крайней мере, не кажется. Вы выглядите точь-в-точь как тот Декер, с которым я был знаком.
— Ну, судя по всему, дело в том, — сказал Декер, — что пузыри вносят какие-то изменения в собранную информацию. Когда они приступают к воспроизведению организма, они выкидывают, так сказать, слабые места. Наверное, когда они воссоздавали меня, то могли обнаружить, к примеру, совершенно бесполезный орган — аппендикс. Полагаю, они сочли за лучшее не использовать его в моей новой конструкции. Нашли, допустим, порок сердца — и заменили больной клапан на здоровый. Готов побиться об заклад — у меня нет аппендикса и сердце как новенькое. Наверняка заменены больные и восстановлены недостающие зубы. Ну и так далее — больные почки, кишечник недостаточной длины…
— Выходит, вы бессмертны.
— Ну, я так не думаю, но, наверное, проживу еще достаточно долго. А если что-то вдруг будет не так и понадобится помощь, они наверняка сумеют мне помочь — заменят сердце, или печень, или легкие. Тут со всеми так. Я здесь единственный человек, и у них не было ни малейшего представления о том, что мне нужно для жизни. Но когда я выучил их язык и сумел объяснить, что мне нужно, они предоставили все необходимое — ковры, картины, мебель, пищу, к которой я привык. Они обеспечили меня гораздо большим, чем я просил. Все, что вы тут видите, — их подарки. Стоит только подробно описать, что тебе нужно, и ты получаешь это в лучшем виде. У них существуют такие устройства — конвертеры материи. Это, конечно, не сундучки иллюзионистов, в которые засыпают песок, а вытаскивают букеты цветов, пачки мороженого или колоды карт. Это мощные и потрясающе умные машины.
— Значит, кроме вас, людей тут нет? — спросила Джилл.
