Ознакомительная версия. Доступно 46 страниц из 226
«А ты?» – «Ну что я… – мучается. – Молчу».
«А и зря… – Евдокия глазом сверкнула. – Вот и сказала бы. Спасибо, мол, дескать, за заботу. Хорошо-о живут Беспаловы. И правда излишки. На том-то свете по два метра выделено, а у вас не в пример – аж по четыре с половиной… Так, – итог подводит. – Значит, барыни. Ну, графиня, – к Гликерии обращается, – гулять собирайся. Молока по дороге ку́пите и пшенички. Кашу сварю на вечер. Антонина проснется – может, тоже поест».
До Никольского дошли – бабушка Гликерия заглядывает:
– Подсохло вроде все. Вон дорожки какие чистенькие. Пойдем, голубка моя, походим. Газоны-то, поди, грязные, а травка уж свежая – то-оненькая… Стелется, будто дымок по земле…
– Ты, – учит, – по грязи не шлепай. Шаг сделаешь – вмиг вступишь. Под снегом-то все спряталось: и какашки собачьи, и гнилье. Вот они и думают, будто грязь в землю ушла. А земля тугая, мерзлая – ихней грязи не принимает. Тебе, – вокруг себя оглядывается, – всего запомнить надо, пока время у нас есть. Дом наш – вон где. А тут собор. Сколько лет ходили, должна уж помнить. Если что, колокольня высокая. Ее отовсюду видно. По ней и равняйся. А из-за канала выйдешь – там другое: через мостик надо идти, мимо львов. Львы-то каменные – что им сделается? А людей, – пальцем грозит, – не спрашивай. Мало ли… Запутают, заведут. Я, – утешает, – буковки твои вышью. Так что на себя надейся – по памяти ступай.
Оглянулась: где ж она их вышьет? На домах, что ли? На домах рисовать можно, а еще лучше – на дорожках. Прутик взяла: буквы большие, кособокие – криво стоят.
Бабушка Гликерия поглядела. Правильно, кивает, умница. Пиши, запоминай…
А сама слезки вытерла и говорит:
– Завтра гулять пойдем – в другую сторону обернемся. С Офицерской надо приноровиться.
Эти-то чего подумают: дескать, маленькая еще, неграмотная. Пусть идет, все равно не помнит. А ты, знай, молчи. «Правда, – кивни. – Это я так, мол, гуляю. Похожу и к вам вернусь». А сама помни: с какой стороны ни зашла, все тебе известное. И собор, и театр этот, и мостик…
А-а… Догадалась. Это проснусь когда… Сто лет пройдет – домой и пойду. А эти в подвале сидят. Выглядывают, караулят. Другие дети тоже идут, буковки свои собирают. А они когти-то навострили, грозятся съесть…
* * *
Бабушка Евдокия в комнату заходит:
– Чего это ты рисуешь, Красную Шапочку? По городу, что ли, бродит? А это кто ж у тебя? Серый Волк? – Поглядела-поглядела. – Не пойму, – говорит, – никак. Цветочки какие-то нескладные – на буквы похожи. Что ж они, буквы твои, из земли растут?..
А бабушка Гликерия в уголок спряталась. Платьице мое разложила, вышивает. Тут бабушка Евдокия ее заметила. Подошла, под руку заглянула:
– А ну, – зовет, – выйдем-ка.
Бабушка Гликерия напугалась, за ней пошла…
«Стало быть, – напротив встала, – вот ты чего задумала… Вышьешь буквы, и пусть себе уводят. Не будет этого. Так и знай, не будет». – «Может, – Гликерия просит, – на всякий бы случай…»
«На какой такой случай? В казенное переоденут. Свое-то сожгут». – «Как же?» – Руки сложила, к горлу прижимает. Евдокия всхлипнула, к плите отвернулась. Не ушло б молоко…
Ариадна заходит – к столу садится. «Где б узнать, там передачи принимают или это тоже запрещено?» – «Бывает, – Евдокия сгорбилась, – примут». – «А повидаться?» – «А уж это на ихнее усмотрение. От всякого зависит, от поведения…» – «Так она ж, – Гликерия торопится, – послушная девочка. Хорошо себя ведет».
Дверь прикрыла.
«Я вот чего, – шепчет. – Больно старые мы. Как уводить станут, сердце и не выдержит. Нам-то хорошо… А ей здесь остаться. Вот если б, – на дверь оглянулась, – и ее – с собой…»
Ариадна глядит – глаза остановились: «Как это – с собой?»
«Свят, свят, свят, – Гликерия и сама напугалась. – Прости душу грешную, оборони Господь, не знаю, что и несу…» – «Это, – Евдокия к крану пошла, воду включила, – я уж прикидывала: лекарство какое… Вот бы и…»
Вода шумит, бьется. «В войну, – Гликерия шепчет, – начальник этот у Гитлера, как же его? Так жена всех потравила, лишь бы в руки ихние не попались – пятеро было или шестеро…»
«Да очнитесь! – Ариадна крикнула тоненько. – Зверям уподобляться?!»
«Ох, – Евдокия встала, закрыла воду. – И не знаешь, где люди, где звери. Будто в лесу живем. Грехи наши тяжкие… Мысли ползут – незнамо откуда…»
«Антонина получше сегодня… – Гликерия чашки собирает – уводит разговор. – Кашки съела, пару ложечек. – А голос-то дрожит. – До туалета сама дошла. Может, вкусненького ей купить – рыбки или сыру? Вчера вон шоколаду запросила. Хочу, мол…» – «Деньги-то, – Евдокия нахмурилась, – кончаются. Пенсию принесут – тогда уж…»
«Я вот… – Гликерия думает. – По больничному аванс-то дают? Может, сходить к ним?» – «На нас, – Ариадна прикидывает, – в любом случае не выпишут. Там все по документам». – «А чего… – Евдокия Гликерию поддерживает. – Жених-то за матерь меня принял. Вот и явлюсь, будто мать. Рублей хоть тридцать, хоть сорок». – «Далеко-о… – Ариадна сомневается, – да и найдешь ли?» – «Что ж я, – обиделась, – дура какая… Антонину расспрошу…»
Ужинать собрались, Соломон Захарыч как раз, прямо к столу. Гликерия обрадовалась, приглашает. «Да я, – дышит тяжело, – на минуточку». Стоит, шапку мнет.
В кухню провели.
«С опекой – безнадежное дело…»
Ариадна к Софьюшке оборачивается – зовет по-французски. «Мы, – говорит, – потом поужинаем. Нам не к спеху».
Соломон сел – сгорбился. «Ученик мой бывший с делами с этими связан. Без отца ничего не сделать. Так и сказал: безнадежно. Либо бабке родной, либо отчиму. Да и тут свои сложности: заявление, характеристика с места работы…»
«Ну что ж, – Евдокия в окно черное смотрит, – и на том спасибо. Закон ихний на то и писан, чтобы им сподручнее. Нас не спрашивали, когда законы свои писали…»
Встал. Пошел. Гликерия вслед глядит: совсем старый стал. И идет еле-еле. А раньше-то как бегал… С самого утра по этажам. То обход у него, то студенты обступят…
Софьюшка в прихожую выбежала – картинка в руке. «Покажи-ка, – Соломон Захарович просит, – что это ты рисуешь?» Не сробела – протягивает. «Вот молодец! – залюбовался. – Хорошо получается! Тебе учиться надо. Кружок, – объясняет, – есть. Художественный. Во Дворце пионеров. Внук мой ходил-ходил, да ничему не выучился. А, – рукой машет, – видно, способностей нет». – «Наша-то, – Гликерия подхватывает, – способная. Чуть минутка свободная – рисует. И где же, – спрашивает, – дворец этот пионерский?» – «На Фонтанке. У Аничкова моста. Отсюда далековато, конечно…» – «Ничего, – радуется, – втроем бы управились… По очереди…»
Евдокия как зыркнет. Сникла…
Ушел Соломон.
«Давайте, – Евдокия зовет, – собирайтесь с силами. Ты, Ариадна, ребенка покормишь, а я уложу. Антонину помыть еще. Сколько дней не мывши. Как бы до пролежней не долежалась. Спину – камфарным спиртом протрем, кровать ей перестелим: пусть уж на чистом…»
Ознакомительная версия. Доступно 46 страниц из 226
