– Глаз плоховато работает.
– Наладится со временем. Новорожденные даже сосок перед носом не видят. Слыхал?
– Нет, не слыхал. Но в моем состоянии охотно верю.
Они надолго замолчали.
Наконец Тегол со вздохом произнес:
– Однако это все на свете меняет.
– Почему?
– Ты считался моим слугой. Как я могу теперь делать вид, что я – хозяин положения?
– Так же, как и раньше.
– Ха.
– Я могу стереть твою память.
– О чем?
– Шутник.
– Нет, я правда хочу знать…
– Ну-у… – Бугг потер подбородок. – Скажем, о событиях сегодняшнего дня.
– О том, что ты убил всех этих тисте эдур?
– Об этом – в первую очередь.
– И о том, что затащил меня под реку?
– Да.
– Но у тебя сухая одежда.
– Верно.
– И тебя зовут вовсе не Бугг.
– Глупо отпираться.
– Мне нравится это имя.
– Мне тоже.
– А каково настоящее?
– Маэль.
Тегол, хмурясь, посмотрел в лицо слуги и покачал головой.
– Оно тебе не подходит. Бугг лучше.
– Согласен.
– Раз ты смог убить всех этих воинов, вылечить меня, пройти сухим сквозь воду – ответь, почему ты не убил их всех? Не остановил вторжение?
– У меня есть на то причины.
– Хочешь увидеть, как Летер захватят? Ты нас не любишь?
– Летер? Не очень люблю. Вы называете свои естественные пороки добродетелями. Среди них наиболее отвратительна алчность. А также двуличное своекорыстие. Кто вам сказал, что конкуренция всегда и во всем – признак здорового общества? Вы что, без нее не можете себя уважать? Вы постоянно попираете тех, кто ниже вас, – думаете, это делает вас богаче? Любой памятник истории – какой бы король, император или воин ни приписывал его себе – по сути, есть свидетельство в пользу общинности, сотрудничества, коллектива, а не одиночки.
– Ага, – перебил Тегол, в знак отрицания сумев поднять палец, – но без короля, генерала или другого вождя памятника не построить.
– Просто вы, смертные, знаете только две крайности – либо подчиняться, либо управлять. И ничего более.
– Погоди-ка. Я видел в деле консорциумы и кооперативы, Бугг. Это же кошмар.
– Да-да, именно в них берут начало такие ваши достоинства, как жадность, зависть, двуличие и так далее. Потому что каждый стремится навязать свою собственную иерархию правителей и управляемых.
– Где же выход?
– Прости, не в тебе. И не в вашем роде в целом. Только не считайте себя виноватыми. Выхода пока еще никто не находил. Но кто знает, что произойдет в будущем.
– Тебе легко говорить.
– Вообще-то не очень. На протяжении многих поколений я наблюдаю одно и то же. Проще говоря, творится полный и бесповоротный бардак.
– Какой же ты после этого бог? Ведь ты бог, не так ли?
Слуга пожал плечами.
– Не делай поспешных выводов. Ни о чем. Никогда. Сохраняй остроту ума, друг мой, и ничего не принимай на веру. При этом не пугайся сложности.
– У меня тоже есть для тебя совет.
– Какой?
– Живи в полную силу.
Бугг раскрыл было рот для ответа, но промолчал и лишь сощурил глаза.
Тегол невинно улыбнулся.
Тут он вспомнил дневные события.
– Калас… Старый дурень.
– Скажи спасибо, что у тебя еще остались друзья, Тегол Беддикт.
– И бедняга-охранник, который закрыл меня своим телом от копья… С друзьями ясно, а что случилось с остальными? Шурк в порядке? Кубышка?
Бугг на миг задумался.
– Кажется, с ними все хорошо.
– Может, сходишь и проверишь наверняка?
Слуга глянул на него сверху вниз.
– Нет уж. Иногда я бываю крайне своенравен.
– Признаться, у меня есть еще один вопрос. Вот только как его задать…
Бугг смотрел на Тегола некоторое время и потом фыркнул.
– Ты понятия не имеешь, какая иногда одолевает скука тех, кто живет вечно.
– Ясно… но слугой?
Бугг, чуть помедля, покачал головой и встретился с Теголом взглядом.
– Наша связь доставляет мне бесконечную радость. В моей душе вновь пробудилось удовольствие бытия.
– Но слугой!..
Бугг глубоко вздохнул.
– Пожалуй, пора тебе забыть об этом дне, друг мой.
– Забыть? Что забыть?.. А пожрать здесь найдется?
Он шел по притихшему городу. Повсюду следы борьбы и трупы – в основном летерийских солдат. Зря они сопротивлялись. Любой разумный человек на их месте сразу бы сдался. Увы день выдался скудным на разумные, рациональные действия; сегодня торжествовало, текло невидимыми ручьями по улицам города безумие.
Фир Сэнгар все еще помнил, куда несли его ноги. Всю жизнь он выполнял одну-единственную, четко определенную миссию – превращать сородичей в воинов. А когда возникала нужда – вести их в бой. Трагические события не омрачали его юность, он шагал к зрелости уверенно, не спотыкаясь.
Ему не приходилось чувствовать себя одиноким. В смысле – бояться одиночества. Когда надо, он действовал в одиночку, а выполнив задачу, возвращался к племени. У него имелись братья: Трулл, Бинадас, Рулад. Трулл – самый близкий. Непревзойденный в искусстве владения копьем, но напрочь лишенный желания проливать чужую кровь, в то время как эдур – Фир это хорошо знал – были просто одержимы кровопролитием. Жажда убийства губила на корню дисциплину, превращала отлично подготовленного бойца в дикаря, бешено размахивающего орудием смерти. Эдур убивали хладнокровно, со странным спокойствием, молча, в то время как у других народов проявления агрессии сопровождались криками или завываниями. Это странное отличие почему-то очень тревожило Фира Сэнгара.
А еще он не мог забыть поборника летерийского короля. Его имя осталось неизвестным. Надо обязательно узнать, как его зовут.
Фир и сам прекрасно владел мечом, считался одним из лучших фехтовальщиков среди тисте эдур. Он попросту принимал это как данное – без зазнайства, но и без напускной скромности. Если бы ему пришлось противостоять поборнику у трона, он продержался бы дольше императора. Намного дольше и при случае мог преподнести летерийцу пару сюрпризов. Однако у Фира не было никаких иллюзий насчет того, кто в конце концов победил бы в схватке.
Ему хотелось плакать. О поборнике. О короле. О Руладе, которого он подвел в очередной раз. О Трулле, брошенном им перед страшным решением, какие не следовало принимать простому воину.
