Книга Эрагон. Брисингр - Кристофер Паолини

От дома Руноны Сапфира направилась прямиком к их дому в центре Эллесмеры, приземлившись на самый верхний его этаж. Эрагон быстро собрал свои вещи и снова сел в седло, предупредив Сапфиру, что, прежде чем лететь к Утесам Тельнаира, им надо сделать еще кое-что.

«Это обязательно?» — спросила Сапфира.

«Да, и я не успокоюсь, пока это дело не сделано».

Сапфира взвилась в воздух и полетела в западную часть Эллесмеры. Она мягко приземлилась на узкой, поросшей мхом дорожке, и Эрагон, спросив у сидевшего в ветвях ближайшего дерева эльфа, как ему пройти в нужное место, вместе с Сапфирой пошел через лес к маленькому домику в одну комнату, выращенному из ствола ели, которая росла не прямо, а под углом к земле, словно согнулась под порывами постоянно дующего ветра.

Слева от домика виднелся невысокий утес, через край которого переливался и падал вниз ручеек, разливавшийся внизу небольшим тихим озерцом, а потом снова исчезавший под темным покровом леса. Озерцо окружали цветущие белые орхидеи. Среди этих нежных цветов из земли торчал огромный узловатый корень, на котором, скрестив ноги, сидел Слоан.

Эрагон затаил дыхание; ему не хотелось, чтобы мясник сразу заметил его присутствие.

Слоан был одет в коричневую с оранжевым тунику, какие обычно носят здесь эльфы. Пустые глазницы скрывала узкая полоска черной ткани. На коленях у него лежал кусок выдержанного дерева, который он обрабатывал маленьким кривым ножом. Лицо его стало куда более морщинистым, чем раньше, а на руках появилось несколько новых шрамов, многие из которых не до конца успели зажить.

«Подожди здесь», — сказал Эрагон Сапфире, неслышно соскальзывая на землю, и подошел к Слоану. Тот сразу перестал резать дерево, склонил голову набок и раздраженно прохрипел:

— Уйди!

Не зная, что на это ответить, Эрагон молча остановился.

Слоан, неприязненно скривив лицо, еще немного поковырял деревяшку ножом, потом, стукнув концом ножа по корню, на котором сидел, воскликнул:

— Чтоб ты сдох, проклятый! Неужели ты не можешь оставить меня в покое, наедине с моими бедами и несчастьями? Не желаю я никого слушать! И никаких менестрелей мне не нужно. Мне их песни не интересны! Уходи. Проваливай, кому говорю!

Жалость и гнев охватили Эрагона; ему казалось, что все как-то странно сдвинулось во времени и в пространстве — ведь этого человека, рядом с которым он вырос, он раньше так боялся, так ненавидел, а теперь он сидел перед ним совсем жалкий, старый, но по-прежнему злобный.

— Ну что, хорошо ты здесь устроился? — спросил он на древнем языке, стараясь говорить легко и весело.

Слоан прорычал:

— Я же говорил уже, что не понимаю вашего языка и учить его не желаю! Эти ваши слова чересчур долго в ушах звенят. Так что, если не желаешь говорить со мной на моем родном языке, лучше совсем ко мне не обращайся.

Однако Эрагон не стал повторять свой вопрос на обычном языке, хотя и не ушел.

Слоан выругался и продолжил возню со своей деревяшкой. После каждой снятой стружки он проводил большим пальцем по поверхности дерева, проверяя и оценивая сделанную работу. Прошло несколько минут, прежде чем он снова заговорил, но уже более мягким тоном:

— Ты был прав: когда что-то делаешь руками, это успокаивает, не дает мыслям так бередить душу. Иной раз… иной раз я почти забываю о своих утратах, но потом память все равно возвращается, и тогда мне кажется, что эти воспоминания душат меня… Хорошо, что ты наточил мне нож. У настоящего мужчины нож всегда должен быть острым.

Эрагон еще с минуту наблюдал за ним, потом повернулся и пошел назад, к Сапфире. Забираясь в седло, он сообщил ей:

«А Слоан, по-моему, ничуть не изменился».

«Вряд ли этого можно было ожидать, ведь прошло совсем немного времени».

«Да, конечно, но я надеялся, что он хоть что-то понял и хоть немного поумнел, пока жил в Эллесмере, и, может быть, раскаялся в своих преступлениях».

«Знаешь, если он сам не желает признавать свои ошибки, ничто его не заставит это сделать. В любом случае ты сделал для него все, что мог. Пусть он теперь сам ищет способ примириться с собственной судьбой. А если не сможет — что ж, пусть тогда ищет успокоения в могиле».

Сапфира, взлетев с просеки возле домика Слоана, покружила над лесом и устремилась на север, к Утесам Тельнаира, быстро набирая скорость сильными взмахами крыльев. Утреннее солнце уже поднялось над горизонтом и над верхушками деревьев, от которых падали длинные темные тени, все, как одна, указывавшие на запад.

Возле дома Оромиса Сапфира опустилась на землю, и оказалось, что Оромис и Глаэдр уже ждут их. Эрагон удивился, увидев на спине Глаэдра между двумя могучими шипами седло, а Оромис одет в толстые и тяжелые дорожные одежды сине-зеленого цвета и поверх них еще и наборные латы из золотистых пластинок с налокотниками. За спиной у него висел длинный щит ромбической формы, на сгибе локтя покоился древний шлем, а с пояса свисал меч цвета старинной бронзы — Нёглинг.

Вздымая крыльями ветер и приминая траву на поляне, Сапфира высунула язык, проверяя воздух вокруг, а Эрагон тем временем соскользнул на землю.

«Вы собрались вместе с нами к варденам?» — спросила Сапфира у Оромиса и Глаэдра и от восторга даже заколотила по земле кончиком хвоста.

— Нет, мы полетим с вами до края леса Дю Вельденварден, а там наши пути разойдутся, — ответил Оромис.

Эрагон разочарованно спросил:

— Значит, вы потом вернетесь в Эллесмеру?

— Нет, Эрагон. — Оромис покачал головой. — Потом мы полетим в Гилид.

Сапфира от удивления даже зашипела. Эрагон был тоже сбит с толку.

— А зачем вам в Гилид? — спросил он.