Книга Люмен - Кортни Коул

Деревья, покрытые густой хвоей, папоротники и бесконечные заросли мхов… Все они окутаны влагой, все они задыхаются. Я бегу по тропинке к утесам, и мне все больше и больше не хватает воздуха, словно кто-то сдавил мою грудную клетку, словно камень лежит у меня на ребрах, ломая все мои кости.

– Именно так чувствует себя Дэр, – слышу я оклик позади.

Я оборачиваюсь и вижу мальчишку, он шепчет, но я слышу его слова, словно он кричит во всеуслышание.

– У него больное сердце, Калла. И это твоя вина.

Я поворачиваюсь к нему всем телом, оказываясь с ним лицом к лицу. Ветер треплет мои волосы, и я чувствую себя крайне неустойчиво, потому что мои розовые кеды вот-вот соскользнут с мокрых камней.

– Что ты имеешь в виду? – Паника охватывает меня, потому что когда он что-то говорит мне, это всегда звучит очень правдиво. – Что не так с Дэром?

– У него слабое сердце, – сообщает мальчишка, и его глаза видят меня насквозь, достают из меня душу и выворачивают меня, выворачивают меня, выворачивают наизнанку, – ты отдала ему свое сердце. Оно должно было принадлежать тебе, но ты его подарила ему. Iniquum, Калла.

Несправедливость.

Я ничего не понимаю, потому что это неправда. Я бы никогда. Я бы ни за что. Я бы ни за что не навредила Дэру.

Мальчишка в капюшоне кивает.

– Нет, ты сделала это не нарочно, но судьба есть судьба, Калла. За все нужно платить. Но в твоих силах это изменить.

Я замираю, и капли дождя стекают по моему лицу, моя футболка промокла, я дрожу от холода.

– Но как? – этот вопрос слетает с моих губ с протяжным стоном.

– Все в твоих силах, – говорит парень, и на минуту свет озаряет его щеку: она отливает серебристым оттенком в лунном сиянии, – ведь ты свободна, когда опускается ночь.

– В ночи я свободна, – повторяю я, и слова, эти слова кажутся мне такими знакомыми, только я не могу понять почему, – я уже где-то слышала их.

– Да, ты права, – согласно покачивает головой мальчишка, – подумай об этом, и пусть тебе это приснится, потому что твои сны реальны.

Мои сны реальны.

Все это мне снится.

Я беспокойно ворочаюсь в постели, когда меня будит Финн, и в его светло-голубых глазах столько беспокойства!

– Калла, с тобой все нормально?

Его худые руки сжимают мои плечи, а все мое тело содрогается в плену одеяла. Финн сворачивается клубочком рядом и прижимает меня к себе, касается своей щекой моих волос.

– Я с тобой. Все в порядке, Калла. Все хорошо.

Его дыхание такое теплое, такое знакомое, а его сердце бьется в непосредственной близости от меня, его ритм совершенен, потому что мы одинаковые. Он – мой, я – его, а вместе мы близнецы. Мы ближе самых близких людей, наша связь сильнее самых крепких кровных уз.

– Мне приснился дурной сон, – шепчу я, зарываясь лицом в подушку.

Я не могу перестать думать о нем, а слова, услышанные мной во время видения, назойливо крутятся в моем сознании.

В ночи я свободна.

В ночи я свободна.

Финн мирно засыпает рядом со мной, крепко вцепившись в меня обеими руками: должно быть, ему очень страшно, что со мной во сне может случиться что-то ужасное, что меня охватит паника или кошмар. Но этого не случится. Я не могу уснуть снова, и я чувствую, чувствую, чувствую, что ответ где-то совсем рядом. Он где-то совсем рядом, в непосредственной близости от меня.

Я осторожно выбираюсь из постели, изо всех сил стараясь не разбудить брата. Медленно крадусь через весь дом, переходя из комнаты в комнату, и мне кажется, что зовет меня, тянет меня к себе, все ближе и ближе.

Я миную комнату посетителей, с гробами, таящими в себе мертвые тела. Прохожу молельню, иду мимо пианино и алтаря. Я проскальзываю в салон, и в кресле возле окна я нахожу дневник Финна: он лежит на диванной подушечке.

Дневник Финна Прайса – высечена надпись на кожаной обложке. Это был подарок от наших родителей. У брата никогда не хватает времени, чтобы писать туда слишком часто, но дневник принадлежит именно ему, и прямо сейчас он притягивает меня к себе, просит, чтобы я его открыла.

Он пустой, его страницы абсолютно чисты, но что-то, что-то, что-то необъяснимое заставляет меня пробежать по линованным листам кончиками пальцев. Бумага словно изрезана, будто кто-то с силой вдавливал ручку, когда что-то писал.

Я включаю лампу и поворачиваю лист на свет: он весь испещрен буквами, словами, фразами. Эти слова высечены на бумаге, словно кто-то очень сильно нажимал на ручку, когда делал эти записи.

Nocte liber sum.

Nocte liber sum.

В ночи я свободен.

Я настолько ошеломлена, что дневник выпадает у меня из рук: эти слова, слова, слова – это те же самые слова. Я сажусь в кресло и прижимаю колени к груди, утопая в лунном свете. Я слишком сильно поражена.

Что со мной происходит?

Что из всего этого реально?

Я больше ничего не понимаю.

Я ничего не знаю.

Я не знаю.

Я засыпаю, превратившись в комочек, и мне снова снится сон.

Мне снится Дэр, мне снится Уитли. Мне снится, что Дэр наконец-то избавился от гнета моего дядюшки. Мне снится, что теперь он свободен. Он свободен.

Он свободен.