Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 85
— Капитан Трушин, — представился он, когда сотрудники уголовного розыска вышли из машины. — Оперативно же вы, товарищи…
— А мы всегда оперативно, это факт, — заметил Сарчук. — На то я и опер. А ты, капитан, времени даром не теряй. Докладывай обстановку.
Трушин приосанился, посерьезнел и отчеканил, как прилежный ученик:
— Убитая — Нина Ельцова, дочь известной певицы, ныне покойной Нонны Борисовны Поляковой. На первый взгляд причина смерти — черепно-мозговая травма. Орудие убийства не искал, вас дожидался, — он вытер пот с покрасневшего от волнения лица.
— Правильно делал, — Козлов похлопал его по плечу. — Терпеть не могу работать в тяжелых условиях, — он ободряюще улыбнулся. — Ну, это когда все улики почти уничтожены. Бывают такие ретивые участковые… Натопчут как слоны, будто в школе милиции их не учили, как нужно себя вести на месте преступления.
Трушин снова зарделся, на этот раз от похвалы. Петрушевского забавляло, что в свои тридцать с лишком парень краснел как мальчик.
— Ну, веди нас на место преступления, — сказал он.
— Слушаюсь, — капитан приставил ладонь к козырьку и уверенно вошел в подъезд. Группа гуськом двигалась за ним. Поднимаясь по свежевымытым, вычищенным до блеска ступеням, Петрушевский подумал, что жильцы этого дома не ведали, каково жить в двушке-распашонке, где часто отключают горячую воду, и минимум дважды в день вдыхать запах кошачьей мочи (а иногда и самому убирать человеческие экскременты) в грязном подъезде. Он знал: для таких домов выделялись уборщицы, которые с остервенением денно и нощно драили лестницы в надежде хоть одним глазком увидеть какую-нибудь звезду и выклянчить у нее автограф.
— Пришли, — участковый прервал его размышления и толкнул деревянную дверь, — зрелище не из приятных.
— Да уж всякого навидались, не новички, — буркнул Виктор и добавил: — Это факт.
Анатолий заметил про себя, что не привык и никогда не привыкнет к смерти. Особенно к такой смерти… Полная пожилая женщина в цветастом летнем платье лежала лицом вниз в просторной прихожей. Каштановые волнистые волосы окрасились уже запекшейся кровью, образовавшей на паркете небольшую лужицу. Вадим, успевший надеть перчатки, осторожно перевернул тело. В серых, широко распахнутых глазах погибшей читались боль и страх. Понятые, пожилые супруги, стояли возле стены, лица у обоих были белее простыни.
— Мученическую смерть приняла, бедняга, — вздохнул медэксперт и указал на багрово-красные ожоги треугольной формы, в изобилии покрывавшие руки несчастной. — Судя по всему, пытал ее изверг. Пытал, а потом добил.
Смерть наступила в результате черепно-мозговой травмы, — заметил он. — Ищите, ребята, орудие преступления — тупой тяжелый предмет.
Анатолий поднял с пола медную гирьку на цепочке от часов с кукушкой:
— Это, что ли? На ней кровь…
— И вот это, — Виктор достал из-под кровати молоток, обильно измазанный красной субстанцией. Козлов положил перед собой два орудия преступления и еще раз осмотрел раны на голове убитой.
— Судя по всему, первый удар нанесен гирей, — задумчиво проговорил он. — Вероятно, преступник схватил под руку первое, что ему подвернулось, — мужчина поднял глаза на ходики, печально молчавшие без гири, — а потом, не уверенный, что жертва мертва, решил добить молотком.
Петрушевский следом за экспертом перевел взгляд на часы, застывшие словно в скорби по хозяйке, и вспомнил старые бабушкины ходики с кукушкой. В детстве его удивляло и забавляло, что их механизм запускался при помощи гири, покачивавшейся на цепочке. Это казалось странным и смешным. Тронул гирю — и пошли, ожили часики, и уже через час кукушка сообщает время. К старинным ходикам, доставшимся ей от матери, бабушка относилась благоговейно, каждый день смахивала с них пыль и считала голосистую кукушку своей давней подругой. Даже через много лет после ее смерти у Петрушевского не поднималась рука выбросить часы или использовать гирю в других целях. Это была память, и память неприкосновенная. Здесь же убийца долго не раздумывал. Скорее всего, он знал, что покончит с бедняжкой, и не захватил с собой свое орудие только потому, что убить пожилую беззащитную женщину не составляло труда. И еще он знал, что предметов для такого дела в квартире найдется сколько угодно. Человека легко лишить жизни. Это только кажется, что он большой и сильный. Это только кажется… На самом деле все не так, и идти на преступление можно и налегке. Все необходимое можно позаимствовать у жертвы. Гирю от часов, молоток, утюг, в конце концов… Треугольные красные ожоги на теле напоминали следы от раскаленного утюга. Кстати, где он? Словно в подтверждение его безрадостных мыслей из соседней комнаты раздался голос Виктора:
— Смотри, Толя, этот негодяй намеревался скрыть следы преступления! Ребята, идите сюда!
Оперативники бросились на его зов. Сарчук, стоя посередине комнаты, размером соответствовавшей первой, указывал на груду газет, почти скрывшую включенный в розетку утюг.
— Соображаете, что хотел сделать убийца? — поинтересовался он с видом победителя. — Стоило этому чуду техники как следует раскалиться, газеты бы вспыхнули, словно облитые бензином. В этом доме деревянные перегородки. Он бы разом загорелся и сложился как карточный. Таким образом, все следы преступления были бы уничтожены.
— Верно, — согласился Петрушевский, прикоснувшись к утюгу. — Чуть теплый. Перегорел, наверное. Да, техника на грани фантастики спасла жильцов. При пожаре наверняка мы обнаружили бы не один труп.
Вадик вынул провод из розетки и понюхал.
— Точно, перегорел, — констатировал он. — Не все рассчитал, гад. Ребята, у вас уже мотивчик какой-нибудь вырисовывается?
Петрушевский слегка провел по длинному вытянутому носу, покрытому каплями пота.
— Когда человека подвергают пыткам, вывод напрашивается сам собой, — буркнул он. — Кроме того, в квартире все перерыто, явно что-то искали. Получается, налицо мотив — ограбление.
Сарчук запустил пятерню в свои густые белокурые волосы.
— Думаю, у этой семейки было что взять, — задумчиво проговорил он. — Что вы знаете про певицу и ее дочь?
— Только то, что Нонна неплохо пела романсы, — откликнулся Петрушевский. — Как-то, лет десять назад, жена вытащила меня на ее концерт. Признаться, я мало понимаю в музыке, но лирическое сопрано от баритона отличить могу. Моя Аня сказала, что у Поляковой прекрасное лирическое сопрано, — он улыбнулся. — Однако мне понравилось, что у нее был свой особенный стиль. Я не видел певицы, которая работала бы в том же направлении. Нонна Борисовна исполняла песенки на разных языках, и очень неплохо, я бы даже сказал — здорово. Не каждый артист передаст колорит народности, а ей это удавалось. Она сказала, что работала с самим Станиславским. Вероятно, он ей многое дал. Кстати, дядя у нее был знаменитым конферансье, который старался привнести новое в свой жанр. Он писал рассказы и зачитывал их публике вместо набивших оскомину шуточек. В двадцатые родственник Поляковой был очень знаменит. Многие ходили в театр, чтобы его послушать. А в конце вечера на сцену вышла ее любимая ученица. Кто бы вы думали?
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 85
