– Сергеева вроде. Да, Сергеев его фамилия. Только что у них общего быть может? Сергеев – молодой парень, в Перми учился, потом домой приехал. Занимался компьютерами, программами какими-то, ну, бухгалтером работал – деньги-то надо зарабатывать? Говорили, хотел бизнес свой открыть, мы там копнули слегка, но нет за ним ничего. Ни долгов, ничего такого. А Зарифуллин – обычный работяга, да и старше намного.
– А он у себя на предприятии всю жизнь проработал?
– Ну откуда ж я знать могу? Может, и всю жизнь, а может, и нет. Судимостей не было у него, это мы проверили. А остальное – чего опера в его дела полезут, делать им больше нечего? Они на ногах целыми днями, сдался им этот Зарифуллин!
– Вот в том-то и все дело. Ты не дуйся, мужчина, не дуйся. Почему чертики наши хватанули этих двоих, а не еще кого-нибудь? Я понимаю, дело ты закрыл и все остальное вроде как побоку. Но сам же понимаешь…
– Да вот да, Яныч, в том-то и дело. М-мм, – Сомов снова потер лоб, вылил в рюмку остатки коньяка. – Лизонька, заинька, – позвал он официантку, – принеси-ка мне еще… Черт с ним, с этим совещанием, без меня управятся. На что мне столько замов, в конце концов? Так вот, Яныч, чуйка у меня такая есть – она с годами вырабатывается, сам знаешь, – что с чертями этими мы еще здорово наплачемся. Мне тут опер один, молодой, толковый парень такой, старый роман подсунул, про японских шпионов в Сибири. Бред, конечно, конец тридцатых, тогда все это в моде было, но там момент один интересный. Агент один, чтобы якутов местных запугать, в злого духа переодевался.
– А на кой хрен ему якутов-то пугать было? – не выдержал Ян. – Чтоб у них олени доиться перестали?
– Погоди, не перебивай! Там все хитро у них. Наши, в общем, военный аэродром строили. А якуты мешали шпиону наблюдать… Но шпион этот японский, он, чтобы костюм злого духа себе сделать, двух оленей украл, из их шкур и рогов себе халат какой-то сшил. Так, чтобы похоже было на духа. И знаешь, чем закончилось? Волки его задрали… Людей-то они побаивались, а от него оленьей кровью воняло, вот они и набросились.
– Слушай, вот это да! Вот это сюжет, я понимаю. Я б до такого не додумался.
– Читается, кстати, легко… Так я вот о чем, Яныч, подумал: как бы не было оно так, что у нас тут кто-то народ запугать хочет.
– Зачем?! Кому оно надо – тут, в Заграйске? Чем пугать, как?
– О-ой, вопрос у нас тут интересный. Мэр-то наш новый не просто так здесь оказался. Помнишь, я тебе про Трубный завод рассказывал, что вроде как запускать его собираются? Так вот имею я сведения, что претендентов на него не так чтобы мало, оказывается. И люди сюда ездят всякие, не только из Москвы. Есть такие, что Москвы не боятся и даже на чекистов им плевать по большому счету. Мне из Перми звонили по этому вот поводу. – Сомов наклонился к Яну, заговорил вполголоса: – В общем, так получается, что у нас тут новую, как они выразились, «технологию» обкатать хотят. В город заезжают банды, раскачивается криминал, народ, понятное дело, хватается за голову. Меня снимают с должности – я им тут не нужен, у них свои расклады, а потом появляются добрые дяди, которые говорят: мы сейчас же наведем порядок, вот только Трубный останется именно за нами.
Климов задумался. О подобных методах он еще не слышал, а вот же, оказывается, как все просто! Но в то же время не клеилось тут что-то, ох не клеилось…
– Очень возможно, – кивнул он. – Только методы какие-то странные, тебе не кажется?
– Да я уже и не знаю, что мне кажется, – горько признался Сомов. – Мэр про этих двоих исчезнувших забыл уже, а тут на тебе – товарищ Зарифуллин прибыл! Нет, оно, конечно, ничего страшного, дело закроем, психиатры там с ним поработают. А если еще что в таком же духе? Ты только не думай, что я за погоны так уж держусь: мне работа найдется. В Пермь хотя бы перееду… Противно только. Сколько сил-то потрачено, Яныч! Сколько лет!.. Да и люблю я эту нашу каторгу, куда деваться. Люблю. Каждый закоулок знаю – и везде вот, веришь, памятное что-то. Не только потому, что я тут родился. Когда патрульным улицы потопчешь, город совсем другим видишь… Совсем другим, Яныч. Ты не обижайся, только ты у нас чужой, заезжий! А я вот сросся с Заграйском и обидно мне за него.
– Это да, – в задумчивости отозвался Ян. – Чудес ты тут, пожалуй, навидался, хоть садись да детективы пиши.
– Ну, у нас не поймут, – хмыкнул подполковник. – То в Москве, говорят, или в Питере опер какой-то детективы писал. У нас тут нравы не те. Смеяться будут, а потом еще и завидовать, чего доброго. А чудес – да-а, этого тут хватало. Я тебе так скажу: еще года три назад в Заграйске шумно было. Не так, как в Перми, скажем, но скучать не приходилось. А потом вроде рассосалось. Старые авторитеты померли, молодняк разъехался. Все уже не то!
– Мне в прошлом году еще, когда дом оформлял, про могилы вдоль Граи рассказывали, – подхватил Климов, – про то, как покойнички весной из песка вылезают. Я сперва подумал, напугать меня хотят, а потом вижу – да нет, просто обычное это у вас тут дело.
Сомов насупился, подлил себе коньяку. Видно было, что про бандитские захоронения он знает лучше прочих, вот только вспоминать не любит.
– Вдоль Граи – это еще что… Тут на карьере такое творилось, о-о! И покойников мы там находили – пятерых так опознать и не смогли, это на моей вот памяти. Залетные были красавчики. Ну, оружие, понятное дело. Один ствол аж на Камчатке из РОВД украден был, во как! За тот ПМ, как сейчас помню, двое ребят у меня премию получили.
– На карьере? – удивленно моргнул Климов. – А, ну понятно вообще-то. Когда там песок добывать перестали – году еще в девяностом?
– Там потом еще и обрушение было, в девяносто шестом, как сейчас помню. Чуть пацанов малых не засыпало! А через год после того, – Вадим вдруг засопел, потер лоб, вспоминая, – два трупа там нашли. Не трупы даже – «скелетированные останки», как судмедэксперты пишут. И очень странные они были, эти останки. Я тогда двух сотрудников в музей краеведческий отправил, потому что понять мы не могли, что это перед нами…
– В смысле? – Ян вдруг напрягся, сам не зная отчего.
– Да понимаешь, лежали они рядом, обнявшись как бы: парень, видимо, и девушка, судя по волосам и украшениям. Остатки какой-то кожаной одежды, но без пуговиц, без «молний», зато у парня ножик из бронзового сплава, серьезный такой по размерам. И еще там… кольца какие-то непонятные, тоже все бронза. У девицы вещички серебряные. Приехал заведующий музеем, посмотрел. О, говорит, аборигены Пермского края! Сохранились-то как здорово! Я, говорит, потом все эти вещи заберу. А у нас эксперт был, Антоныч, он потом от водки помер – старой закалки человек, много чего в жизни видел, – так он сразу и заявил: какие, на хрен, аборигены, если трупам лет семь-восемь от силы. По состоянию видно. Я ему верил, а связываться с этим делом не хотел, у меня в тот момент проблем хватало, так что отправил я эту парочку в Пермь, а там… – Сомов махнул рукой, – кому они нужны? Заявлений от родственников нет? Нет… Полежали в холодильнике, потом в крематорий, как положено.
