Бурный рост капитализма и общество собственников
После окончания холодной войны большинство стран пошло по пути копирования западной капиталистической системы. Коммунистический Китай, начиная с конца 1970-х, постепенно переходил на рыночные отношения. Расширение свободного рынка в Советском Союзе привело к его распаду в 1991 г., когда на его месте образовалось несколько более мелких государств с рыночной экономикой. Учитывая историческое прошлое этих стран, было удивительно, что уже в 1990-е там появились всевозможные финансовые биржи. Следуя западной модели, институты финансового рынка быстро развивались по всему миру. Любой исследователь истории финансов может подтвердить, что еще лет 20 назад для многих стран просто не существовало каких-либо фондовых индексов, заслуживающих доверия, сегодня же рынки есть везде. В большинстве стран мира конкуренция в условиях свободного рынка становится главным принципом экономики.
Создается впечатление, что идеал капитализма переходит в крайность, когда стоимость частной собственности все больше влияет на нашу жизнь. Мы стали свидетелями сдачи позиций идей коммунизма и социализма, снижения влияния профсоюзов, а также заката кооперативного движения и иных общественных объединений. На смену им приходят онлайн-аукционы и быстро развивающиеся международные финансовые рынки.
Президент Джордж Буш назвал наше сегодняшнее общество «обществом собственников». Частная собственность – это то, чем может владеть каждый, а не только кучка богатых капиталистов. Он хотел, чтобы в обществе стало больше домовладельцев и тех, кто инвестирует свои пенсионные накопления в инструменты фондового рынка. Частная собственность уже выходит за пределы своего традиционного понятия, охватывая медицинские сберегательные счета и школьные ваучеры. (Схема финансирования образовательных учреждений в США, когда выделяемые средства привязаны к учащемуся, а не к школе. – Прим. пер.) Экономисты уже превозносят достоинства частной собственности, которая выстраивает стимулы и формирует активных и заинтересованных граждан, и подобные идеи ложатся в основу государственной политики{39}.
Массовые сокращения в компаниях (избавление от избыточного персонала) в конце 1980-х – начале 1990-х лишили работников ощущения гарантированной занятости, что привело к серьезным изменениям в их отношении к жизни. Собственный опыт увольнения или опыт знакомых часто рассматривался как нарушение негласного договора о лояльности между работником и работодателем. Подобные случаи подталкивают первых брать управление своей жизнью в собственные руки и меньше надеяться на работодателей, получить экономическую независимость и отказаться от того, чтобы быть частью большой организации. Люди пришли к тому, что спекулятивные операции могут стать их второй работой, где, по крайней мере, они будут сами себе хозяевами. У них складывается впечатление, что эта работа приносит им доход от непосредственного взаимодействия с миром – независимо от какой-либо организации.
Помимо зависимости от организаций ясно прослеживаются и иные тренды. Профсоюзное движение уже долгое время пребывает в упадке: к 2000 г., когда рынок достиг своего пика, доля американских наемных работников, состоящих в профсоюзе, снизилась до 13,5 % с 20,1 % в 1983 г. В частном секторе сокращение было еще значительнее – с 16,5 % в 1983 г. до 9,0 % в 2000 г. Даже после коррекции рынка и рецессии в экономике данный тренд не ослаб. К 2003 г. доля членов профсоюза упала до 12,9 %, а в частном секторе – до 8,2 %{40}. Причины такого падения – предмет для споров, но очевидно, что одним из ключевых факторов стало ослабление чувства солидарности и лояльности у работников.
Кооперативное движение, начавшееся в 1844 г. в Англии с создания идеалистического «Общества справедливых пионеров» Рочдейла, частной организации, закупавшей продукты питания по хорошим ценам для своих членов, с годами разрослось. К середине XX в. оно охватило весь мир. Появление кооперативных домов и сельскохозяйственных кооперативов символизировало триумф гуманизма над рынком. Но морально-этическая составляющая кооперативов исчезла, оставшись лишь у организаций, которые уже стали тенью самих себя в прошлом, если вообще кто-то их них выжил.
Испытывая недостаток поддержки со стороны общества, люди все больше увязали в быстро меняющемся мировом рынке труда, который мог сделать их богатыми или же разорить. Проводя опрос среди недавних покупателей жилья в 2004 г., мы с Карлом Кейсом спрашивали респондентов: «Беспокоит ли вас (или вашу семью) тот факт, что в будущем ваши ожидания относительно доходов могут и не оправдаться из-за изменений в экономике (например, какой-то китаец займет ваше место или вас заменит компьютер и т. д.)?» Почти половина из 442 респондентов (48 %) ответили утвердительно. Некоторые из них сказали, что мотивацией для покупки дома было то чувство защищенности, которое возникает, когда в условиях иных угроз вы становитесь владельцем дома или квартиры{41}.
Тревога за то, что труд превращается в товар, который торгуется на мировых обезличенных рынках, может стимулировать повышение привлекательности как фондового рынка, так и рынка жилья, поскольку здесь инвестиции вкладываются в вещи, имеющие более долгосрочную ценность. Снижение чувства стабильности в местном сообществе наряду с ростом влияния телекоммуникаций ведет к формированию культуры, в которой доминирующую роль играют знаменитости. Их авторитет растет во многом благодаря историям об их огромной «рыночной стоимости». В свою очередь, статус «звезды» повышает «стоимость» не только известных личностей, но и соответствующих компаний, городов и курортов. Предметом такого влияния в первую очередь становятся так называемые «волшебные» акции (акции перспективных компаний в быстрорастущей отрасли. – Прим. пер.), жилье в «гламурных» городах или известные места отдыха.
Чтобы смягчить беспокойство работников относительно превращения в товар, компании в своих предложениях компенсационных пакетов для менеджмента и ведущих сотрудников отошли от просто фиксированной зарплаты в пользу участия в капитале. К 1998 г. общий размер опционов для сотрудников в 144 компаниях из списка S&P 500 достиг 6,2 % объема выпущенных акций{42}. К 2003 г. уже 11 % работников частных американских компаний имели право на опцион{43}.
