Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68
Другая. Она сразу стала другая. Это он почувствовал. И выпрямился.
– Да, Женя, ругай меня, ударь, если хочешь. Страсть у меня была в ту ночь. Была дрожь. Был даже крик. Но я решилась. Мне этого хотелось. Ему, конечно, больше. И ничего, что я у него не первая женщина. Зато он любит меня. Мы вместе учимся в институте. Любит. Меня. Как настоящий мужчина…
– Как кто? – переспросил Женька, понимая, что Машенька разговаривает сейчас больше с собой.
– Как мужчина, – объясняла непонятно для чего она и себе, и ему.
– А-а-а… – протянул Женька. – Понятно. А я тогда как кто?
– Ну, как кто… Ну, как мой мальчик. Как мой друг. Ты же мне друг? Мы же останемся с тобой друзьями?
– Конечно, останемся. Мы с тобой даже будем больше, чем друзья. Мы с тобой будем друзья детства.
4
Через пять месяцев после этого разговора Женьку забрали в армию. Маша рассталась с тем парнем. Были на то причины как с его, так и с её стороны. Она, что называется, пошла по рукам.
Парни даже удивлялись цепкому кошачьему бесстыдству Машки, с каким она отдавалась страсти в постели с партнёром. Ей нравился этот безумный процесс, когда она улетала куда-то в своём женском восторге, и возвращение в саму себя, когда это заканчивалось, разочаровывало.
Она изменилась. Юное создание приобретало характер ненасытной жрицы любви. Но наступала душевная пустота. Маша никому о ней не рассказывала. Ни матери, у которой забота о семье сводилась к заботам о московской квартире. Ни тем более отцу, который всё никак не мог найти подходящей работы и от безысходности попивал на кухне водку. Ни Женьке, которого она предала, и боялась написать ответ на те несколько писем, которые он прислал ей в самом начале своей службы.
Держала учёба. В институте Маша была на хорошем счету. Её ценили преподаватели и уважали однокурсницы. Но только за учёбу.
* * *
Через полтора года службы, не дождавшись своего дембеля, Женька вернулся домой. На полгода раньше. Из Чечни. Без обеих ног. Получил инвалидность. Оформил пенсию. Запил. Всё обмывал отрезанные ноги. И поминал погибших друзей – таких же, как он, молоденьких пацанов.
Деревенские друзья жалели его. Уважали. Воевал. Били по плечу. Говорили, бросай пить. Не падай духом.
Он не падал. Он выползал с утра пораньше за водкой, обмотавшись снизу старым нейлоновым плащом и повесив рюкзачок за плечи. И на руках волокся через поле в магазин. На обратном пути, упившись в одиночку, засыпал в какой-нибудь канаве или закатывался в овраг. Его находили. Тащили домой. Укладывали проспаться. Мать молча смотрела на всё. А потом написала Маше, взяв адрес у бабушки Насти…
5
Женька был единственным сыном Валентины Васильковой. Она родила его, так и не выйдя замуж. Приехал однажды в деревню тракторист Степан. Пахал всем усадьбы. Остановился переночевать у Валентины, поставив свой трактор на задах, чтобы начать пахать с утра пораньше Валентинино поле. И вспахал. Всю ночь они были вместе. Обещал приехать к ней. Жить вместе. Жениться. А наутро с последним плугом от дома завернул за угол. И только его и видели. Через девять месяцев родился Евгений Степанович Васильков. Фамилию дала свою. Семейную.
* * *
Маша получила это короткое письмо во время сессии перед самыми каникулами. Написала телеграмму, что приедет в Хотяжи вечером 25 января. Бросив однокурсников праздновать Татьянин день, поехала в деревню.
Валентина жарко натопила перед тем печь в избе. Наказала Женьке спать. И ушла к трассе. С захода солнца ждала на автобусной остановке. Встретила Машу в самую метель. В темноте уже пошли к деревне под злющим ветром, по уши в снегу, заснеженным полем. И поначалу молчали.
Маша всё время тыкалась Валентине в спину, когда та, сбившись с тропы, соскальзывала одной ногой в глубокий и рыхлый снег.
Остановились передохнуть, выбравшись из пологой балки, по дну которой пролегла тропа.
– Прошу вас, простите меня, тётя Валя! Я виновата перед Женей. Но я очень его люблю. Только с ним у меня связаны самые светлые воспоминания. Воспоминания о счастливых днях моей жизни. Я люблю вашу деревню. Мне всегда хочется сюда приезжать. Даже зимой. Здесь так отдыхаешь от городской суеты. Мы должны с Женей поговорить. Мы поговорим – и что-то решится. Я уверена в этом, – опять словно с самой собой разговаривала Маша.
Валентина Ивановна слушала её. Но думала о другом. Правильно ли сделала, что позвала сюда эту Машку? Бабка Настя рассказывала ей, что внучка давно не ангел. Чудит. Вместе за чаем охали, ещё когда Женька служил. Когда Машка приезжала в Хотяжи к бабке то с одним, то с другим «женишком»…
– Пойдём, дочка… – только и смогла ответить Валентина.
* * *
У избы приоткрыла Маше дверь в сенцы. И отошла.
– Иди к нему. Я к твоей бабе Насте пойду ночевать. Мы договорились. Выпьем с ней чего покрепче. Не хочу вам мешать. Решайте всё сами.
И уже отойдя от избы, прошептала:
– Что же вы, дурачки, наделали…
Маша зашла в натопленную и пахнущую стоящими на столе пирогами избу. В большой комнате горела лампадка. За перегородкой в маленькой комнатке светился красный ночничок.
Женька лежал на боку и никого не ждал. Ему не спалось. Не пил три дня. Замело. Не добраться.
– Кто там? Ты, мам? – обернулся он, когда услышал шаги.
– Это я, Жень.
– Маша?!
Женька не знал что делать. Что сказать. Как себя с ней вести. Она присела рядом на стул. Вся пахнущая свежестью, только что с мороза.
– Ну вот, смотри, Снегурочка. Это я, твой безногий Дед Мороз.
– Вижу.
– А раз видишь, то прямо сейчас можешь ехать обратно к себе в Москву. И по дороге скажи матери, чтоб не сводничала. Я инвалид, а не маленький мальчик.
– Я приехала к тебе не просто так. Мне нужно с тобой серьезно поговорить. Это очень важно.
Говорили долго. Всю ночь. И не только говорили. Под утро, утомлённые ласками и счастливые, лежали в постели и улыбались оба, как дети. Женька обнимал Машу, и впервые за долгое время ему не хотелось плеваться, пить и плакать.
– Глупенькая, зачем ты приехала сюда? Как мы теперь?
– Я люблю тебя, Женечка. Как настоящего мужчину.
– Ага, как половину настоящего мужчины.
– Не шути так. Не смешно. Я кончу институт и перееду к тебе. Мы поженимся. У нас будут дети. А ты меня любишь?
Женя помолчал немного. Вздохнул.
– С первого взгляда…
Заснули. Когда в окошках избы забрезжил серый январский рассвет, Женька проснулся, погладил и поправил на Машином лбу прядь родных и послушных волос, спросил:
– Машуль, а ведь мы ещё сползаем с тобой на наш костёр, правда?
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68
