Можно перечислить ряд свойств и качеств, которые характерны для взаимоотношений младенца с переходным объектом. Во-первых, младенец заявляет о своих правах на владение объектом, и мы соглашаемся с его правами. Но при этом происходит частичное упразднение фантазии всемогущества. Во-вторых, объект не претерпевает иных изменений, кроме изменений, вносимых в него самим младенцем. В-третьих, младенец относится к объекту с инстинктивной любовью и инстинктивной ненавистью, и в дальнейшем объект может подвергаться агрессии в чистом виде. Младенец относится к объекту с большой любовью, нежно прижимает его к себе и повреждает его. В-четвертых, объект кажется младенцу источником тепла, имеющим определенную структуру, движущимся и совершающим действия, которые свидетельствуют о наличии у него своей собственной жизненной силы и своей собственной реальности. В-пятых, мы знаем, что объект появился извне, но ребенок думает иначе. Тем не менее, объект не возник в самом ребенке, он не является галлюцинацией. При использовании символики ребенок уже ясно понимает разницу между фантазией и фактом, между внутренними и внешними объектами, между сходствами и различиями. Переходной объект занимает определенное положение на пути ребенка от полной субъективности к объективности. В-шестых, объект со временем не забывается, но о нем и не грустят. Он постепенно теряет свое значение по той причине, что переходные явления приобретают диффузный, размазанный характер: они распространяются по всей промежуточной области между внутренней психической реальностью и внешним миром, одинаково воспринимаемым разными людьми, то есть по всему культурному полю.
Если сопоставить транзиторный объект с внутренним объектом Мелани Кляйн, то первый в отличие от второго никогда не находится под магическим контролем и в отличие от реальной матери не является источником внешнего контроля[125]. Постоянный переходный объект продолжает существовать в психике ребенка вне зависимости от присутствия или отсутствия матери; во время разлуки, например во время сна, он сохраняет некоторую иллюзию присутствия матери, или, во всяком случае, ее успокаивающих, защитных функций. При нормальном развитии необходимость в переходном объекте исчезает примерно ко времени формирования постоянного либидного объекта, с установлением которого восприятие образа матери, включаясь в Эго, принимает на себя защитные и регулирующие функции.
Повторю еще раз вслед за доктором Винникоттом: потребность в переходном объекте или переходном явлении может ожить вновь во взрослом возрасте в случае фрустрации или угрозы для Эго. Мне приходилось наблюдать в интернате для одаренных детей при Санкт-Петербургском университете несколько случаев, когда даже пятнадцати-шестнадцатилетние юноши привозили с собой в интернат больших плюшевых медведей, с которыми спали, как пятилетние малыши. Конечно, они могли отпускать по этому поводу неприличные шутки и выяснять, как в «Зависти» Юрия Олеши, чья сегодня очередь спать с «мишенькой», но делалось это скорее для защиты от насмешек товарищей, чтобы не выглядеть «маленькими». На самом деле, это «мишки» защищали подростков от сепарационной тревоги и фрустраций, вызванных отделением от семьи и помещением в новые непривычные условия жизни.
Как я сказал выше, наша Масяня, по первой ассоциации напоминающая Винни-Пуха, становится переходным объектом для взрослых, регрессировавших до фазы диадных отношений. (Кстати, отмечу забавный факт созвучия имен традиционного транзиторного объекта английских детей Винни-Пуха, плюшевого мишки, и первооткрывателя значения этого объекта доктора Винникотта — известнейшего английского психоаналитика и детского психиатра. Так и хочется назвать его доктором Дональдом Виннипухом.) Попробуем рассмотреть Масяню в качестве транзиторного объекта. Во-первых, само имя Масяня звучит как инфантильное, как детское внутрисемейное имя. Масяней можно звать, например, и девочку, и куклу Машу в кругу семьи. В то же время так может называть ребенок и маму. То, что имя Масяня является производным в первую очередь от имени Мария, Маша, опять связывает ее с плюшевым мишкой: медведь — постоянный спутник девочки Маши в знакомых всем с раннего детства сказках. Таким образом, имя персонажа Масяня имеет все признаки детского названия транзиторного объекта: оно увязывает игрушку — куклу или плюшевого мишку — с мамой. У зрителя мультфильма уже одно только имя главного персонажа вызывает регрессивные переживания и бессознательные воспоминания о младенческом и детском общении с транзиторным объектом.
В чем заключалось это общение? Во-первых, как учит нас доктор Винникотт, младенец заявляет свои права на владение объектом. Зритель заявляет свои права на владение Масяней — он может в любой момент войти в Интернет и пообщаться с ней, переписать на свой компьютер, Масяня всегда доступна, всегда рядом, это не то что мультфильм по телевизору или в кинотеатре. Общение со своим компьютером для его владельца очень часто окрашено тонами интимности, и такими же тонами окрашено его общение с Масяней. Во-вторых, транзиторный объект не претерпевает никаких других изменений, кроме вносимых самим младенцем. Конечно, рядовой Масянин почитатель не может внести в нее изменения, однако она и сама (естественно, по воле автора Олега Куваева) остается достаточно константной как по своему облику, так и по стилю речи, а также по своим поведенческим реакциям. В-третьих, младенец относится к переходному объекту с инстинктивной любовью и инстинктивной ненавистью, и в дальнейшем объект подвергается «агрессии в чистом виде». Мне известно несколько случаев, когда бывшие ярые Масянины почитатели становились столь же ярыми ее гонителями и ненавистниками. Более часты ситуации, когда записанные на домашний компьютер старые мультфильмы удаляются из памяти, уничтожаются, что тоже можно интерпретировать как проявление «агрессии в чистом виде». Наконец, младенец признает у переходного объекта наличие своей собственной жизненной силы и своей собственной реальности. Тут, как говорится, комментарии излишни: своей собственной жизненной силы у Масяни даже избыток, ее витальность и живость переливаются через край, а то, что она живет в своей собственной реальности, отрицать может только умалишенный. Понятно, что это даже никакие не инфантильные фантазии, но факт.
Таким образом, мы установили, что Масяня обладает многими качествами и свойствами инфантильного транзиторного объекта. Но классический транзиторный объект теряет свое значение для младенца к началу подфазы практики фазы диадных объектных отношений (фазы сепарации-индивидуации), то есть примерно к годовалому возрасту. Затем объект подвергается постепенному декатексису. Актуализироваться же вновь в зрелости он может в результате переживания человеком депрессивной или сепарационной тревоги или же в ожидании фрустраций, и это является, безусловно, процессом регрессивным, поскольку регрессия традиционно рассматривается как один из бессознательных Эго-защитных механизмов.
Возникают закономерные вопросы: неужели все многочисленные почитатели Масяни испытывают потребность вернуться к отношениям с младенческим переходным объектом и от чего им нужно защищаться? На этот вопрос я постараюсь ответить несколько позже, а сейчас хочу заняться выяснением того, какие еще потребности может удовлетворить Масяня.
