Желудок Алексы громко бурчит, и этот звук эхом отражается от каменных стен. Она пытается вытащить из желтой кофты батончик, но Хоуп шлепает ее по руке – мы стараемся есть только кузнечиков, раз их здесь полно, а ущелье – не бесконечное. Как и запас батончиков.
Хоуп несет мою кофту так, как мы когда-то носили сумочки от «Коуч» и «Кейт Спейд». Она стягивает «лямки» из связанных рукавов и краев с плеча, запускает руку в карман.
– Кузнечика? – протягивает Хоуп «угощение» Алексе.
Вряд ли можно было представить подобный набор в наших дизайнерских сумочках: кошелек, айфон, блеск для губ, очки от солнца, кармашек с членистоногими.
Алекса морщит нос. Опять. Хоуп в четвертый раз пытается ее накормить, и Алекса снова отказывается.
– Слушай, если съешь хоть одного, тебе полегчает, – говорит Хоуп и отправляет в рот самого яркого кузнечика. На лице ее отражается явная борьба с собой в попытке притвориться, что он – приятный на вкус.
– Ага. Конечно. Как-нибудь обойдусь.
Я тоже беру кузнечика: ибо так надо, а не потому, что мне хочется, – и с трудом проглатываю.
Ущелье до отупения однообразное. Высокие отвесные скалы слева и справа, бесконечно тянущиеся вверх деревья. Бегущий прочь ручей подтверждает мое подозрение, что мы движемся к центру острова, а не к берегу. Из камней торчат ветки и корни – будто протянутые руки мучимых голодом и жаждой бедняков. В экстренной ситуации они нам, наверное, помогут.
Выступы не всегда надежны или расположены достаточно близко друг к другу. Не самая утешительная мысль.
– Сколько нам еще идти? Когда уже обратно повернем? – интересуется Алекса.
С тех пор как Хоуп сорвалась на нее возле валунов с ядовитым мхом, она ведет себя тише воды ниже травы, но сейчас начинает раздражаться. Лодыжка ноет, признается нам Алекса, но уже не слишком сильно, и наступать на ногу можно.
Честно говоря, я впечатлена ее выдержкой. Если подумать, Алекса даже не особо рьяно жалуется.
– Еще около часа, – отвечаю я, но истины или лжи в моих словах не больше, чем если бы я заявила, что мы обязательно найдем храм.
Я просто понятия не имею, сколько сейчас времени – свои часики Алекса явно носит лишь для виду, а солнце скрыто за деревьями. Поэтому я делаю ставку на свою интуицию. И, в общем-то, сказать можно что угодно.
Мы целую вечность идем прямо, но в конце концов сворачиваем. Как и вчера, я невольно поддаюсь унынию из-за того, что отец умолчал об особенностях острова. Он ведь такой дотошный, но почему-то упустил самые важные детали.
Или эти странности тоже поймали его врасплох? Может, он не успел ничего о них написать. Обнаружил обрыв с ущельем точно так же, как Алекса. Только при падении ему не повезло.
Гоню невеселую мысль прочь. Сосредотачиваюсь не на смерти, а на жизни. На выживании.
Спустя еще четыре перекуса из кузнечиков впереди возникает нечто, отличное от привычного пейзажа. Я прищуриваюсь:
– Там что… мост?
Я хочу его рассмотреть, но он частично скрывается за очередным изгибом ущелья.
Мы с Хоуп прибавляем шаг. Алекса не отстает, несмотря на растяжение связок. Приближаясь, мы понимаем, что перед нами действительно мост… причем не в единственном числе.
Мы видим сложную систему мостиков, расположенных с небольшим подъемом так, чтобы можно было выбраться из ущелья. Они кажутся хлипкими: сплошные обтрепанные канаты и неровные доски, местами выпавшие, как зубы у нищих.
А иначе наверх не подняться. И вперед не пройти – ущелье заканчивается замшелым тупиком. Если где-то и есть проход, то он отлично замаскирован. Впрочем, наличие мостов разжигает во мне искру надежды. Все-таки они сами по себе не строятся.
Быстро выпиваем остаток чистой воды и наполняем «Хейвенвотер» до краев. Ручей утекает прочь сквозь трещины в камнях – могу поспорить, источник мы вновь увидим нескоро.
– Давайте я попробую, – говорит Хоуп, с опаской ступая на первый наклонный мост.
А она выносливее, чем я предполагала. Первое впечатление о ней оказалось ошибочным.
– Думаю, надо продвигаться по очереди… Какой-то он ненадежный.
Алекса ждет, когда Хоуп пересечет первый мостик, и идет за ней. Я замыкаю процессию. Узкие доски, привязанные к канатам лишь одним узлом с каждой стороны, расположены далеко друг от друга. Они скрипят и прогибаются под ногами. Одна начинает трещать под моим весом, и я быстро переступаю на следующую. Мы пытается быть максимально осторожными, но мостики продолжают раскачиваться.
Если бы перед подъемом мы их рассмотрели – хорошенько изучили, вместо того чтобы на радостях счесть вполне пригодными, – то заметили бы, что очередной мост, у которого замерла Хоуп, остался совсем без досок. Только канаты. Вот незадача.
До земли футов тридцать – если упадем, разобьемся. Последние два мостика выглядят более-менее надежными, а значит, нам надо каким-то чудом преодолеть этот. Не возвращаться же обратно к блужданию по ущелью и ловле кузнечиков. Мы даже воду не можем вскипятить…
– Кто первый? – говорю я.
– Я, – вызывается Алекса, и я вдруг понимаю, что задумывала свой вопрос риторическим, поскольку считала, что вести вновь будет Хоуп. Или я, если она уже устала.
Но Алекса настроена решительно.
– Когда доберусь, перебросьте мне припасы. – Она приближается к мостику, около которого стоит Хоуп, и с усмешкой повисает на канате. – Я в детстве каждое лето в лагере упражнялась.
Внимательно наблюдаю, как Алекса продвигается вперед, чтобы вскоре самой повторить ее действия. Зацепившись за канат здоровой ногой, она хватается за него руками и подтягивает тело – вроде бы ничего сложного. Когда Алекса добирается до цели, мы бросаем ей кофту, «Хейвенвотер» и фляги. Полет не переживают несчастные кузнечики, вывалившиеся из кармана. Затем мы аккуратно передаем Алексе копья.
Приходит черед Хоуп. Двигается она не так ловко, как Алекса, да и не столь проворно, однако вскоре достигает другой стороны в целости и сохранности.
Подвесные мосты, вероятно, не мой конек. Кое-как цепляюсь за канат, который будто норовит разрезать меня пополам. Изо всех сил подтягиваюсь, хотя голую кожу ног печет от трения. Все дело в руках, в равновесии. И самовнушении, а смотреть я могу только вниз. Во рту пересыхает. Ладони становятся липкими от пота.
– Если что – переворачивайся вверх ногами! – подбадривает меня Алекса. Странно видеть ее в роли эдакого чирлидера. – Скрести лодыжки над веревкой, повисни как обезьяна! Тогда сможешь по полной программе использовать ноги!
Колеблюсь, пока мышцы не сводит от боли, а ладони не начинают скользить. Если бы кто-нибудь воспользовался тем же методом у меня на глазах, мне было бы немного спокойнее, но увы. Впрочем, в таком случае я хотя бы смогу смотреть в небо, а не высчитывать, сколько пролечу до земли. Значит, и пытка эта быстро закончится.
