На других людях была более привычная одежда: мешковатые штаны, рубахи с длинными рукавами, иногда пальто; вместо арабских платков — кепки или поношенные шляпы. Особняком держалась группа людей в хаки, знакомом Мойше по Англии: британские военные.
Маврокордато, должно быть, их тоже увидел, потому что направил «Наксос» именно к тому пирсу, на котором они стояли. Черные клубы угольного дыма, поднимавшиеся из труб старого судна, постепенно сошли на нет, судно плавно подошло к причалу. Матросы с помощью докеров на берегу быстро пришвартовали «Наксос», бросили сходни с причала на судно. Услышав стук, Мойше осознал, что может сойти на берег Израиля, земли, с которой его праотцы были изгнаны две тысячи лет назад. От благоговения волосы на затылке встали дыбом.
Ривка и Рейвен вышли на палубу. Жена Мойше тащила мешок, еще один мешок нес на плече матрос.
Мойше взял у него вещи со словами:
— Evkharisto poly — благодарю вас.
Почти единственная фраза на греческом, выученная им за время долгого нервного путешествия по Средиземному морю, оказалась полезной.
— Parakalo, — ответил, улыбаясь, матрос, — добро пожаловать.
Англичане в военной форме двинулись к «Наксосу».
— Мне можно… нам можно… подойти к ним? — спросил Мойше Маврокордато.
— Идите вперед, — ответил капитан, — я тоже пойду. Для верности. Они должны мне заплатить.
Ноги Мойше застучали по доскам причала. Ривка и Рей-вен держались вплотную к нему. Последним шел Маврокордато. Мойше сделал последний шаг. Теперь он покинул судно и находился на Земле — пусть это всего-навсего порт — Обетованной. Ему хотелось встать на колени и поцеловать грязное, с пятнами креозота дерево досок.
Но он не успел. Один из англичан заговорил:
— Вы, должно быть, мистер Русецкий? Я — полковник Истер, ваш посредник здесь. Мы свяжемся с вашими соотечественниками при первой возможности. Ситуация здесь несколько осложнилась, поэтому ваша помощь будет очень полезной. Совместные действия в одном и том же направлении увеличат наши шансы на успех, вы согласны?
— Я сделаю все, что смогу, — медленно, с акцентом ответил Мойше по-английски.
Он без всякой радости изучал Истера: тот явно воспринимал еврея как некий инструмент, только и всего. Как и ящеры. Лучше иметь дело с англичанами, чем с чужаками, но все равно ему претило быть инструментом в чьих-то руках.
В сторонке другой британский офицер передал Панайотису Маврокордато несколько аккуратно обвязанных столбиков золотых соверенов. Грек расцвел в улыбке. Вот он точно не считал Мойше инструментом, для него пассажир представлял собой продовольственную карточку, и капитан этого не скрывал. На фоне лицемерия Истера его честность была, пожалуй, привлекательней.
Англичанин сказал:
— Пройдемте со мной, мистер Русецкий, вы и ваша семья, у входа в доки нас ожидает повозка. Сожалею, что мы не можем предложить вам автомобиль — сейчас у нас очень плохо с бензином.
Бензина недоставало во всем мире. Странно, что полковник Истер озаботился вежливым объяснением отсутствия топлива. Даже элементарную вежливость он игнорировал: ни он, ни один из его подчиненных не сделал ни малейшего движения, чтобы взять мешки у Мойше и Ривки. Беспокоиться об удобствах для гостей? Но ведь это просто инструмент — что о нем беспокоиться?
Повозка оказалась окрашенным в черный цвет старинным английским экипажем, который, наверно, хранили в вате и фольге в течение двух поколений.
— Мы отвезем вас в казарму, — сказал Истер, забираясь в экипаж вместе с семьей Русецких и рядовым солдатом, который взял в руки вожжи. Остальные офицеры уселись в другую, очень похожую повозку. — Там вас накормят, а затем посмотрим, как вас разместить, — продолжил Истер.
Если бы они думали не только о том, как его использовать, то квартиру подготовили бы заранее. Хорошо хоть вспомнили, что инструменту требуется пища и вода. А вот помнят ли они, что ему нельзя предлагать ветчину?
Солдат-кучер щелкнул вожжами и прикрикнул на лошадей. Экипаж с грохотом покатил из портового района.
Широко раскрытыми глазами Мойше рассматривал пальмы, похожие на гигантские метелки из перьев; беленые здания, построенные из земляных кирпичей; мечеть, мимо которой они проезжали. Арабы-мужчины в длинных одеждах, которые он уже видел в порту, и арабские женщины, закутанные так, что видны были только их глаза, руки и ступни ног, глазели на экипажи, ехавшие по узким извилистым улочкам. Мойше чувствовал себя как чужак, хотя его собственный народ произошел из этих мест. А вот полковник Истер, казалось, ничуть не сомневался в том, что управление этой страной ему доверил сам Господь Бог.
Неожиданно здания расступились, образуя рыночную площадь. И Мойше моментально избавился от ощущения своей чужеродности и почувствовал себя дома. Ни одна деталь на этом рынке не была похожа на то, что он знал по Варшаве: ни одежды продавцов и покупателей, ни язык, которым они пользовались, ни фрукты, овощи и безделушки, которые они продавали и покупали. Но общий тон, атмосфера, то, как они торговались, словно возвращали его назад, в Польшу.
Ривка тоже улыбалась: очевидно, сходство рынков поразило и ее. И при более внимательном рассмотрении Мойше обнаружил, что не все мужчины и женщины на рынке были арабами. Были и евреи, большей частью в рабочей или просто длинной одежде, которая, однако, была более открытой, чем одеяния, в которые кутались арабские женщины.
Пара евреев с медными подсвечниками в руках прошли совсем рядом с экипажем. Они говорили громко и оживленно. Улыбка Ривки исчезла.
— Я не понимаю их, — сказала она.
— Они говорят на иврите, а не на идиш, — объяснил Мойше и слегка вздрогнул.
Сам он смог разобрать только несколько слов. Учить иврит в молитвах и по-настоящему говорить на нем — это совершенно разные вещи. Ему понадобится многому научиться здесь. Как скоро он сможет управиться?
Они миновали рынок. Дома и лавки снова придвинулись вплотную. На перекрестках больших улиц движением управляли британские солдаты — точнее, пытались делать это: арабы и евреи в Хайфе не склонны были подчиняться командам, как послушное население Лондона.
Через пару кварталов дорога начала петлять. Невысокий молодой парень в рубашке с короткими рукавами и в брюках хаки выскочил вперед перед экипажем, в котором ехала семья Русецких. Он направил пистолет в лидо кучера.
— Теперь вы сойдете, — сказал он по-английски с сильным акцентом.
Полковник Истер потянулся к оружию. Молодой человек обвел взглядом крыши по обе стороны дороги. С десяток мужчин, вооруженных винтовками и автоматами, — у большинства лица были скрыты под платками — взяли на прицел оба экипажа, направлявшихся к британским казармам.
Очень медленно и осторожно Истер убрал руку.
Самоуверенный молодой человек, появившийся первым, улыбнулся, словно это был рядовой случай, а не что-то из ряда вон выходящее.
