Книга Шоу обреченных - Павел Агалаков

Красавина присела и сложила руки на коленях. Алевтина Викторовна опустилась на стул и, пристально вглядываясь Свете в глаза, спросила:

— Говори, что тебя интересует?

— Вы хорошо знали Юлю?

— Она мне была как родная, — со вздохом проговорила старушка, — с рождения с ней нянькалась. Мать как мужа схоронила, так и забросила ею заниматься, все только работала и работала, а когда не работала — пила. Вот и приходилось мне с ней сидеть. Нет, ты не подумай чего плохого, Ирка, она ведь не запойная, просто тяжко ей было, сама посуди, одна, да с малым дитем на руках, а время-то какое было, страшно вспомнить. Всем домом помогали, а мне так за радость было с Юлечкой потутушкаться. Моя дочка как выросла, вышла замуж за иностранца и укатила к нему в Германию, а про меня забыла. — Она всхлипнула и вытерла ладонью побежавшую по щеке слезу.

— Давно у Ирины Сергеевны припадки начались? — спросила Красавина, видя, что разговор принимает форму семейных воспоминаний.

— Да вот тогда и начались, когда муж скончался, царство ему небесное. Прям на похоронах и шандарахнуло. Врачи сказали, это у нее от нервного истощения, со временем, мол, пройдет, но не прошло. Как перенервничает, так и в тряску. Правда, до «Скорой» редко доходило, само как-то успокаивалось.

— А из-за чего она нервничала?

— Так из-за Юли и нервничала, она хоть и хорошая девочка, а нет-нет да и выкинет что-нибудь этакое.

— Что, например?

— Всего не упомнишь. Раз на дерево забралась, котенка, видите ли, снять, застрял он там. Забраться то забралась, а вот слезть? Мужики наши полезли ее снимать, а как? Ветки тонкие, того гляди обломятся. Мать в истерике. Пожарных вызывали. Они лестницу свою подняли и спустили горемыку на землю. Ох, ей тогда досталось, — с доброй улыбкой вспомнила историю Алевтина Викторовна. — А раз пропала. Кинулись искать, нет нигде. А она в подвал забралась, там дворняжка ощенилась и убежала куда-то. Вот Юля и сидела с ними всю ночь, грела своим телом, пока их мать не вернулась. Она по животным вообще с ума сходила. Как подросла, школу окончила, в институт устроилась, в общество защиты животных поступила, сказала: «Баба Аля…» — она меня Алей зовет, — «Баба Аля, я теперь защитник животных, буду их права отстаивать».

— Что за общество? — перебила ее Красавина.

— Не знаю, только мне эта затея сразу не понравилась. Говорю ей: «Окстись, какие у животных права?» — а она мне: «Ничего ты не понимаешь, они братья наши меньшие».

«Жизненная позиция в соцсети», — отметила про себя Света и спросила:

— А чего в этом плохого, если девочка захотела животных защищать?

— Так-то бы ничего, только методы уж больно нехорошие. Я бы даже сказала «террористские» какие-то.

— Террористические? — уточнила Света.

— Вот-вот, они самые. Это ж надо такое придумать, стекла в магазине шуб побить или щит с рекламой шампуня краской испоганить. Какая это защита животных? Вредительство одно.

— А откуда вы об этом знали?

— Так она сама и рассказывала, а я ей говорила, что до добра это не доведет и, если мать узнает, точно в могилу отправится.

— То есть мать ничего не знает о похождениях дочери?

— Не знает, и Юля просила не говорить ей. Хоть они и как чужие, Юля переживает за ее здоровье.

«Странно, — подумала про себя Света, — она меня первым делом спросила про разбитые стекла и разрисованные рекламы».

— А потерпевшие не обращались в полицию?

— Может, обращались, может, нет, только Юля в полиции ни разу не была, Бог миловал.

— Ирина Сергеевна, перед тем как случился припадок, мне рассказала, что Юля часто и надолго пропадает.

— Бывает. То на пару дней, а то и надольше. Последний раз в конце июля уехала на какую-то, как она говорит, «тусовку», так ее и нет.

— И мать не заволновалась?

— Я больше волнуюсь, чем она, поэтому и написала заявление о пропаже.

— Так это вы заявление написали?

— А кто ж еще. — Старушка удивленно вскинула бровь. — Ирка сказала: «Вернется, никуда не денется», а у меня душа не на месте. Вот чувствую, что что-то случилось. Она жива? — с надеждой спросила Алевтина Викторовна.

— Скажите, Юля не рассказывала вам о своем увлечении Интернетом? — уклоняясь от ответа, спросила Света.

— Хвалилась как-то, что ее пригласили на слет этого самого Интернета, мол, там люди со всей России соберутся. Я ведь в этом ничего не понимаю, а она радовалась так, будто это всю ее жизнь перевернет.

— Она не говорила, где будет проходить слет?

— Говорила. В Москве. Я еще ее отговаривала, в Москве, одна, а она мне: «Баба Аля, что со мной там случиться может…»

— Когда этот слет был?

— Летом. В июне. Ведь как в воду смотрела, — продолжала старушка, — приехала оттуда побитая, с сотрясением.

— Ее там кто-то избил?

— Сказала, в поезде с полки упала, а по глазам вижу, врет. Я допытываться не стала, на то у нее мать есть. Хотя уверена, что она опять чего-то натворила.

— Почему вы так решили?

— Так опосля к Ирке какие-то люди приезжали. Все в костюмах, машина такая большая, черная. Я ее спросила, чего они хотели? А она мне: «Не твое дело». Не мое так не мое, я и отстала. Правда, после их отъезда Ирку очередной приступ стукнул, слава богу, «Скорая» вовремя успела.

— Вы раньше этих людей не видели?

— Дочка, — усмехнулась старушка, — откель в наших сарайках люди в костюмах? Отсюда молодежь-то бежит, одна алкашня да старики.

— А номер машины не запомнили?

— Я машину только сверху, из окна, видела, да и глаза у меня уже не те.

— Описать людей сможете?

— Нет. Давно это было.

«Очень жаль», — подумала про себя Света и поднялась с дивана.

— Спасибо большое, Алевтина Викторовна, — поблагодарила она старушку. — Вы очень помогли.

Красавина прошла в прихожую и, накинув плащ, опустила ручку входной двери.

— Она жива? — задала вопрос старушка вслед уходящей Светлане.

Ничего не ответив, Красавина спустилась по лестнице к выходу и задумчиво зашагала по улице.