Паша указал в обе стороны проспекта. Я потребовал пояснений, но он только махнул рукой:
– У Майки посмотришь. У неё карта есть… – Майка – сценический псевдоним девушки из Мариуполя.
Выражаясь терминологией шахматиста, ходили мы конями. То есть прошли несколько длинных и парочку покороче букв «г». Дорога заняла не более получаса. В иное время я обалдел бы от восторга, сейчас – от холода…
– Вот, пришли… – он бросил руку в сторону старинного дома красного кирпича. – Вход с другой стороны.
Я чувствовал себя краснодарским купцом, покупающим весь дом сразу. Такое меня охватило волнение. Даже если бы местом жительства оказалась тёплая конура, я бы уже не отказался от её гостеприимства.
Мы опять поднялись на второй этаж. И почти по такой же лестнице. Паша загрохотал ключами.
Длинный коммунальный коридор вдоль стены с почему-то мокрым паркетом и отсутствием лампочки… Несколько дверей, из которых Паша подтолкнул меня к последней… Постучал, потом вставил свой ключ. И мы вошли в моё будущее жилище…
От яркого света комната казалась бесцветной. Свет тёк отовсюду, два огромных окна впускали свет с избытком. Высокие потолки недвусмысленно намекали, что когда-то здесь жили не люди – атланты. На потолках кое-где сохранялись остатки лепнины. В других местах клочьями висела штукатурка, но эти места мне были не интересны.
– Это была танцевальная зала, – предвосхищая вопросы, поведал Паша, создавая при этом вопросы другие, новые…
– Пришли большевики и выгнали прошлых владельцев. Залу поделили пополам. Видишь, куда лепнина уходит…
А лепнина, да, уходила прямо в смежную с соседней комнатой стенку.
– Так… Диван, естественно, мой. Стол тоже. Компьютер я тебе оставлю… Майка вернётся – разберёмся…
Я ликовал – даже такая роскошь, как компьютер, переходит в мои владения.
– Это не балкон – по пьяни не перепутай, – он подошёл к двери на… улицу. За ней я увидел небольшое пространство, огороженное решёткой. На нем мог стоя поместиться какой-нибудь карлик.
– Там можно поставить горшки с цветами… – скромно предложил я.
– Займись, – парировал Паша. – Надо Майку ждать… Пойдём перекурим, – и он направился в сторону выхода, уточняя: – Майка съедет, можешь курить здесь.
Спустя полчаса явилась Майка.
– О, привет, – немного в нос поздоровалась она, замерев на пороге. Из-под шапки глядела на меня длинноносенькая, большеглазая девица. Ещё из-под шапки вываливались крупные мариупольские кудри. Казалось, будто Майка надела на себя воротник из человеческих волос.
В доходящем до колен неприталенном пальто Майка была похожа на колокольчик.
– А чего вы? – выговорила она, как будто ожидала ответа на свой непростой вопрос.
– Нового жильца привёл, – произнёс Паша и сделал паузу, позволяя девушке переварить ответ.
– Сергей, – представился я, паузу не поняв.
– Ну, Коротаев, ты бы хоть позвонил, – вдруг занедовольничала она довольно гнусавым и при этом звонким голосом.
– Человек сегодня приехал. Из… С юга, – так я понял, что Паша забыл мой город.
– Ну, Коротаев… – обидчиво загнусавила Майка, забыв, вероятно, всю шаткость своего положения. Хотя загнусавила обречённо.
– Я человека тебе оставляю…. Он тебе поможет с вещами. Сейчас мы покурим, и я пойду, у меня дела… Вечером позвоню.
Он снова повлёк меня на лестницу. На разговор, понял я.
– Серый, я тебя с ней оставляю, обживайся. По-моему её никто не трахает, можешь попробовать…
«А ночевать – с ней, что ли?» – хотел спросить я, но не спросил.
– Всё, я убежал, – подытожил он и направился вниз по лестнице.
– Вечером позвоню, – услышал я уже с первого этажа. А потом хлопнула входная дверь, породившая очередной сквозняк.
Когда я вернулся, Майка переоделась в голубые домашние брюки и толстовку с фотографией какого-то западного музыканта в полный рост.
Пашина подачка, конечно, не шла ни в какое сравнение с его женой. Тоненькая и безгрудая, она неуловимо напоминала веточку мимозы. Белая кожа, худой подростковый зад…
– Ты вино пьёшь? – спросил я её с порога.
– Мартини, – ловко озадачила она меня в ответ. На деньги, истраченные на это детское пойло, можно жить неделю. Ладно, один раз живём!
– Где магазин? – спросил я её и стал одеваться.
– В этом доме, – коротко ответила Майка, собирая в пучок красивые локоны.
Я опять вышел на мороз. Смеркалось. Мне вдруг перестало вериться во всё случившееся. Слишком много всего произошло со мной за эти дни, за сегодняшний особенно. Я почувствовал усталость, и алкоголь был бы сейчас очень уместен…
Как шахматный слон, передвинутый случайным моим попутчиком, я пересёк страну по диагонали… И замер от собственной наглости, не зная, что меня ждёт и каков будет мой следующий ход!
Я вернулся с бутылками, а Майка всё так же сидела на диване, не сделав ровно ничего для совместного застолья. Только взяла в руки большущую концертную гитару, но отношение к застолью это действие имело очень косвенное. Прижимала струны, дёргала их и потом долго слушала так, будто искала восьмую ноту…
Помимо выпивки мне ощутимо хотелось есть. Да и прочие половые потребности неуместно вышли на первый план.
Майка оторвалась наконец от своего инструмента, прошла к столу, смахнула с него невидимые крошки.
– Бокалы вот там, – указала. Потом мечтательно произнесла: – Чего-нибудь бы съесть…
Из этого я понял, что её вклад в застолье будет минимальный. Точнее – нулевой! Ещё точнее – она сама. А судя по её поведению – без особых перспектив на последующее общение, когда ближе уже некуда…
– Сергей, я позвонила насчёт машины. Завтра с утра начнём перетаскивать вещи.
– Хорошо, – говорю.
Увидев, что кроме её мартини я украсил столешницу бутылкой коньяка, она строго, даже излишне строго напомнила:
– Сергей, встаём часов в семь…
Майка не напрягала себя излишней деликатностью.
– Там пельмени… – попытался её подтолкнуть к созидательным действиям.
– Я в холодильник положу, – ответила. Ну тоже созидание…
Придвинули стулья, сели к столу. Она топнула пальцем по клавише магнитофона – заиграл «Аквариум».
– Мне Паша сказал, ты в Москву собралась? – чтобы начать разговор, потребовался неискренний интерес.
– Ага. Хотя Питер мне больше нравится. Но в Москве подход другой, там все более деловые. А куда без денег… Хотя здесь на «собаках» легче заработать…
Я непонимающе приподнял бровь.
– Ну на «собаках» – в электричках… В Питере больше дают, а главное – народу меньше…
