Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 92
– Дашка, в тебе живут одни предрассудки…
– Знаю. Еще я – дремучая провинциалка. Так ты дашь бинт и зеленку?
Снабдив необходимым, он предоставил ей возможность самостоятельно копаться в боку, а тем временем перенес еду в комнату, включил телевизор и со стоном удовольствия растянулся в кресле. Чего-то не хватает, факт. После приключений на дороге и связанных с ними переживаний не помешает грамм сто пропустить. Через несколько секунд Артур вертел в руках бутылку коньяка, рассматривая этикетку. Ого! Коньяк что надо! Кто же это преподнес? Не помнит. Разве ж всех упомнишь? Если бы пойло, преподносимое в знак благодарности больными, выпивалось полностью, ни одного врача в живых не осталось бы, все вымерли бы от алкогольной передозировки. Рядом расположилась Даша, взглянув на сервированный низкий стол, она вздохнула:
– Мне что-то есть не хочется. Совсем.
– Дашка, ты и так доходягой смотришься. Не будешь есть – превратишься окончательно в дистрофика. Это я тебе как врач говорю, несмотря на твое негативное отношение ко мне как к врачу.
– Неужели все кончилось, Артур?
Серые глаза смотрели с надеждой и страхом. Он взял ее за руку, поцеловал пальцы, не решаясь с ходу приступить к вранью, поскольку в то, что сказал после паузы, не верил:
– Все позади. Они остались там, на дороге, без сознания. Сюда не приедут. Ни о чем не беспокойся, Даша, бояться нечего.
– Тебя сегодня чуть не убили, – сказала она сквозь слезы. – Я виновата. Я не должна была… Прости, я не подумала…
Две круглые слезы все же покатились по щекам. Артур пересел к ней на диван, обнял за плечи:
– Дашка, отключи водопровод от глаз. И вообще, чуть – не считается. На, выпей. Пока не выясню твое состояние, психотропных средств не дам. Это на данный момент лучшее лекарство. Не веришь? Спроси у более авторитетного врача. Пей, расслабишься и уснешь.
– Мне страшно…
– И со мной?
– Нет, с тобой нет. Но все равно страшно. Не понимаю… Причина… В чем причина? Я хочу знать, за что…
– Успокойся, Дашенька, пройдут твои страхи, пройдут.
Ему тоже страшно, потому что он теперь знает: выстрелы на дороге не закончились, все впереди. Ладно, в запасе минимум недели две, но минимум! Можно рассчитывать на более длительный запас времени, судя по состоянию двух ублюдков, брошенных на дороге, а там – кто его знает… С чего-то надо начать поиски концов. А в руках только паспорт… Паспорт и поставил Артура в тупик, он же заставил поверить в спланированную акцию против семьи Дарьи. И разумеется, ему тоже хотелось бы знать – в чем причина.
Даша спала в соседней комнате, а он разглядывал фотографию стрелявшего парня, изучая каждую букву.
Гарелин Павел Устинович. Красивое лицо, цепкий, с прищуром, взгляд. Слегка волнистые черные волосы, волос много. Тонкие губы, уголки опущены немного вниз. На подбородке ямочка, густые брови сведены. Напряжены скулы, следовательно, для него обычное дело сжимать зубы, хотя это может оказаться и не так, просто парень зажимается перед фотообъективом. Ему двадцать шесть лет.
Ну и самое интересное. Родился этот Гарелин… Выдан документ… Прописан… здесь, в городе! Он вернется. Вернется домой. Вернется и выйдет на охоту. Чем ему насолила Даша – загадка, но приходил он в больницу ее добить, следовательно, дело не в проводке. Ко всем прочим неприятностям Артур тоже успел завоевать его нелюбовь. Гарелин будет их искать. Дашка этого человека вообще не знает. Значит, Игорь? Игоря нет в живых. Значит, Гарелин…
Кто он, совсем еще молодой, пустивший в душу дьявола? И где находится душа? Артур ежедневно видит внутренности людей: почки, печень, сердце, легкое – каждый орган держит жизнь. А души не видел. Где же тот орган, который руководит нами, заставляет признавать человеческий кодекс или толкает на чудовищные поступки, никак не соизмеримые с понятием «человек»? Почему мы такие разные, имея одинаковые признаки? Неужели все дело в душе? Так где же она и почему болит, почему умеет ликовать, ненавидеть и бывает опустошена?..
Артур прислушался. Даша металась во сне, произносила непонятные слова, что-то связанное с вертикалью. Неслышно он подошел к ее постели, присел на край. Может, это душа вырывается наружу, которой тесно и жутко. Тело спит, а душа находится в недавно пережитом кошмаре.
– Даша… Дашенька… – тихо позвал Артур, дотронувшись ладонью до ее щеки.
Встрепенувшись, она сразу села. В этот момент показалась красивой как никогда… И заныло где-то внутри, тоже душа?
– Ты кричала во сне, я решил разбудить… – оправдался Артур.
– Да? Мне снилось страшное… но я не помню, что. – Она вытирала покрытый испариной лоб.
– Ложись, я посижу с тобой.
– Нет-нет, ты должен отдохнуть. Я столько доставила тебе хлопот…
– Ложись, ложись. Мне лучше не перечить.
Она послушно улеглась, держа Артура за руку. Он мог бы успокоить Дашку по-другому, ей нужна любовь и нежность, впрочем, как и ему, и многим-многим. Теперь-то не отпустит ее ни за что и никогда… Вот и настал момент. Момент? Выходит, он в глубине души радуется гибели Игоря? Путь свободен? Пошло звучит, пошло и подло. Значит, душа его черна, как и наружность?.. Странно устроен мир.
Выбор сделан
– Дозволь с просьбой обратиться, государь, – сказал Абрам, набравшись храбрости перед самым отъездом в Россию в отеле.
– Да уж дозволяю.
– Учиться хочу здесь точным наукам, военному делу и фортификации. Видал я по всей Европе укрепления, добротно слажены, а мне понять охота секреты ихние.
– Бросить меня хочешь? – огорчился Петр.
– Что ты, батюшка! Нешто подумать такое можно про меня! Дань отдать хочу второму Отечеству, приютившему меня. Да и вырос я из пажей-то. Ты же ведаешь, как я до знаниев охоч, сам тому учил.
– Ага. И научил кой-чему ненужному, например, баб зажимать где ни попадя.
– Ворочусь в Россию, службу сослужу Отечеству, – уговаривал Абрам. – Других-то посылаешь…
– Другие к сердцу не припали… – Затем он подумал, нехотя сказал: – Ну, добро, оставайся. Я позабочусь о платье и деньгах. Но гляди, Абрашка, денег мало присылать буду, как всем, на них не разгуляешься.
Арап упал на колени, целовал руки отцу и государю. В июне он провожал царя домой, слушая последние его наставления:
– Гляди, Абрашка, наделай им арапчат побольше, пущай знают наших! Ну, прощай. Бог тебе в помощь. Не забывай, что дом твой подле меня, в России. А оно ведь везде хорошо, а дома все же лучше.
Обнялись. С неохотой расставался великий русский царь с воспитанником и любимцем. У обоих навернулись слезы, но оба задавили их гордостью. А через месяц Абраму Петрову исполнился двадцать один год.
И потянулись месяцы учения во Франции. Почему потянулись, а не летели?
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 92
