– Ой, знаешь что? – Лёня, поморщившись, подавил отрыжку. – Если у тебя самого на Жене кочерыжка вздыбилась, это твои, ик, проблемы.
– Ну конечно, – Геша злобно тряхнул бутылкой и еле успел поймать ртом вытекающую пену. – Это все твой спермотоксикоз сраный! Это ты у нас маркиз Де Сад недоношенный. Нехуя из шедевра порнокомиксы лепить!
– Ни, серость, – Пузырьков пьяно улыбнулся и погрозил Друзилкину пальчиком, – это не порнография, а эротика. Там же нет всяких «он вытащил свой громадный, опутанный вздувшимися венами Х и вонзил в ее истекающую терпким нектаром П».
– Даже удивительно, что ты этого не вставил, – Геша поймал себя на мысли, что очень сложно вести разговор на повышенных тонах и при этом не забывать приложиться к бутылочке – вот почему Лёня уже нарезался, а он ни то ни се.
– Гешенька, зайч-ик-ик, – Лёня потряс бутылкой, проверяя, осталось ли в ней что-нибудь, – да не завидуй ты Пуздятине. Ему ж все равно не в кайф было.
– То есть как, не в кайф? – у Геши чуть пиво носом не пошло. – Ему и то, и это, и попкой, понимаешь – искончался весь, и не в кайф? Ты чего несешь?!
– Конечно, не в кайф, – невозмутимо подтвердил Лёня. – Чтобы от секса кайф получать, нужна эта… как ее? Ду-ша! А так просто инстинкт подзалупный выковырнулся и все. Илье все похер, души-то ты его лишил. Вот он на голом энтузиазме… тьфу, инстинкте зверском и откочевряжился. Ни тебе радости от соития, ни фило-ик-софских переживаний по поводу маленькой смерти – оргазма – ничего.
– Правда? – Геша немного успокоился, уровень адреналина понизился, алкоголь благополучно всосался в кровь и теперь шаловливо надувал сосуды. – Ну, я, это, так сразу и подумал. Я, между прочим, на самом деле, поэтому и придумал, что он без пиз… без души родился. Только давай из окончательной версии уберем это… ну, что у него член такой… уф, ну прям в подбородок шляпкой тыкается. А?
– Валяй, – добродушно согласился Пузырьков. – Напиши, что его эрегированный член проворным мизинчиком натягивал полотно трусов. А Жене представила, как этот мизинчик пощекочет ее…
– Нет! – Друзилкин попытался демонстративно заткнуть уши, но, забыв, что в руке до сих пор сжимает бутыль, пребольно стукнул себя по скуле. – Потом разберемся. Когда, ик, это… редак-ик-тировать будем.
– Ты мне знаешь что скажи? – с нетрезвой серьезностью вдруг заговорил Пузырьков. – Ты мне скажи, что дальше с этой пиздабратией делать будем. Как Хуйморданова, Пизднецова и Женю Безтрусов теперь, после «исполнения» же-желания, разрулить?
– Бабу – назад в Алжир отправим, – не задумываясь, ответил Друзилкин, – а с остальными чего-ик-нибудь запузырим.
– Какой, в жопу, Алжир! – возмутился Пузырьков. – У тебя в школе сколько было за у-устный счет? Читай по слогам – Илья на ней жениться собрался.
– Ё-мое, – Геша помрачнел. – А на фиг ему на ней жопи… жениться? Без души-то. Ты ж сам говоришь – ему даже от жарки не полегчало.
– Есть мыслишка, – Лёня попытался подмигнуть Геше, но забыл, каким именно глазом. Поэтому моргнул сразу двумя и друг подмигивания не заметил. – Только я, пожалуй, это… Сли-и-ишкам трезв, чтобы продолжать, ну, в том же духе.
– Нема базара, – кивнул Геша, чуть не свалившись на пол. – Тогда идем за, ик, пивом и прадлжаем концерт по заявкам дорогих ра-а-адиослуштелей.
– Са-а-агласен! – Пузырьков, пошатываясь и покачиваясь, словно стоял не на твердом полу, а в утлой лодчонке или гамаке, направился к двери. – Бери мани-мани и, ик, вперед, на встрчу прключениям.
– А у тебя денег что, совсем не осталось? – Друзилкин побледнел.
– Ящики с пивом на деревьях не растут. Почему то, – назидательно изрек Лёня. – Я последние гроши на предыдущий ис-ик-тратил.
– Блядь, – голова Геши безвольно упала на колени. – У меня тоже, ик, в крмане вша на аркане.
– Действительно, блядь, – согласился ошарашенный Пузырьков.
– Но ведь талант-то в пр-проголодь држать нужно, – Геша попытался убедить в первую очередь самого себя. – Гений сытым-пьяным быть не может.
– Это ты у нас талант и гений, вот и ходи трезвым и голодным, – проворчал Лёня. – А я пойду у этого… вьетконговца недобитого с первого, ик, этажа займу до сти-ик-пендии. Он со мной и так за подшивку «Невской клубнички» не рассчи-ик-тался. Сучок лимонный. Главное удержаться, и за селедку жареную ему харю не покрошить.
– Я с тобой! – пискнул Геша. – Помогу ящи-ик-чек нести и вьетнамца, если что, крош-ик-ить. А потом прдолжим, это… творить.
17. Страх и ненависть вдали от Лас-Вегаса
Я употреблял мусор во многих формах: морфий, героин, делаудид, эвкодал, пантопон, диокодид, диосан, опий, демерол, долофин, пальфиум… Все галлюциногенные наркотики почитаются священными теми кто ими пользуется – существуют Пейотовые Культы и Культы Баннистерии, Гашишные Культы и Грибные – «Священные Грибы Мексики позволяют человеку увидеть Господа» – но никто никогда не предлагал считать священным мусор.
Уильям С. Берроуз «Нагой обед»
Когда ближе к вечеру Руслан Шайморданов позвонил в дверь Пузднецовской квартиры, ему открыла благоухающая хозяйственным мылом Жене. Из одежды на ней были только рубашка Ильи, еле прикрывающая светловолосый иксик на лобке, и вафельное полотенце, закрученное тюрбаном вокруг головы.
– Как отдыхает молодежь? – нарочито бодрым тоном поинтересовался Руслан, искренне желая скрыть свое обдолбанное состояние. После встречи со слепым стариком он мучительно пытался противиться наркотикам, но обойти без них не получалось ни дня. Всякий раз, оставшись наедине с самим собой, Шайморданов с удивлением замечал то воткнутую возле локтевого сгиба иглу шприца, то марку под языком, то характерное жжение в носоглотке. Вспомнить, как в его руки попадали наркотики, и сам процесс употребления у Руслана не получалось. Соответственно, контролировать дозу он не мог никак. Прав был старик, трясся в измененном состоянии Шайморданов, так я действительно долго не протяну, время поджимает.
– Сьюпер, – Женевьева поднялась на цыпочки и чмокнула Руслана в щеку. Шайморданов услышал негромкий мелодичный звон, исходящий от груди девушки, но отнес это на счет причудливого действия белого порошка, следы которого полчаса назад смахивал со своей верхней губы.
– А где наш друг Илюша? – Руслан еле удержался от того, чтобы не броситься наутек – ему показалось, что нос Женевьевы во время поцелуя превратился в длинный слоновий хобот, оканчивающийся острым зазубренным жалом, и норовит ткнуть его в глаз. Это глюки, это глюки, это глюки – твердил про себя Шайморданов. Спасительная мантра подействовала, и хобот втянулся обратно, став довольно большим для девушки, но все же человеческим, носом.
– Он в душе, – вполне прилично владеющая русским языком, парижанка допустила небольшую ошибку, сделав в последнем слове ударение на последний же слог. Шайморданов, для которого душа Пузднецова была больным местом, физически ощутил, как мозг в голове начинает плавиться.
